Германии. В этой связи русский министр иностранных дел обратился к послам с вопросом, может ли Россия в сложившейся ситуации рассчитывать на своих партнеров по Антанте[168]. Французский посол М. Палеолог поспешил заверить С.Д. Сазонова, что французское правительство готово до конца выполнить свои обязательства, предусмотренные русско-французским союзом. Английский посол Дж. Бьюкенен был гораздо более сдержан и осторожен в своих высказываниях[169].Сославшись на английское общественное мнение, которое не поддержит вступление страны в войну из-за австро-сербского конфликта, не имеющего прямого отношения к интересам Великобритании, он заявил, что его правительство может оказать лишь дипломатическую поддержку своим партнерам по Антанте[170].
Одновременно наравне с отмеченными различиями в коллективных ценностях и способах самоидентификации в рассматриваемый период проявилась и фундаментальная близость мировоззренческих установок, объединявшая правящие элиты всех трех стран Антанты. К ним следует отнести широко распространенные и устойчивые представления о сущности великодержавного статуса и способах его поддержания. В частности, убеждение в том, что война является не только возможным, но и наиболее удобным средством решения накопившихся противоречий, а готовность применить военную силу – главным показателем соответствия того или иного государства статусу великой державы. Несмотря на колебания общественного мнения и наличие антивоенной оппозиции, и в Англии, и в России, и во Франции уже тогда, 25–28 июля 1914 года, политическое руководство развернуло активную тайную дипломатическую и военную подготовку к войне. Мы склонны считать, что даже инициаторы мирных переговоров и поиска дипломатического выхода из сложившейся ситуации – глава русского МИДа С.Д. Сазонов и его английский коллега Э. Грей – сомневались в конечном успехе предпринимаемых ими усилий. Эти предложения по урегулированию конфликта выдвигались на фоне не прекращавшихся лихорадочных военных приготовлений во всех великих державах и преследовали двойную цель: выиграть драгоценное время, особенно нужное Антанте, учитывая разницу в темпах мобилизации русской армии с одной стороны, и германской – с другой; продемонстрировать миролюбие и уступчивость, чтобы заручиться общественной поддержкой внутри своих стран и ослабить тем самым влияние антивоенных кругов[171].
К 29 июля в странах Антанты был уже предпринят целый ряд подготовительных военных мер. 27 июля объявлена частичная мобилизация в России, из Франции поступали постоянные подтверждения ее готовности выполнить свой союзнический долг[172], подкрепленные усилением охраны мостов и железных дорог и наблюдением за границей, отменой увольнительных в армии[173]. В Англии 26 июля по инициативе морского министра У. Черчилля были приняты решения о концентрации флота, который после маневров не распускался по базам мирного