храм значительно скромнее, нежели церковь Климента папы Римского. Но его история не менее занятна. Интересен хотя бы тот факт, что архитектор при сооружении этого храма использовал – такова была воля заказчиков – часть стены церковного сооружения, стоявшего на этом месте раньше. В планы архитектора такое явно не входило, однако же возникшую проблему он решил – не сразу и заметишь, где находится старая часть, а где – построенная А. Григорьевым.
Имя же церкви – «в Вишняках» образовано от названия этой местности – «Вишняково». Вишняково же так названо в честь стрелецкой слободы «Матвеевского приказа Вишнякова», которая располагалась здесь в семнадцатом столетии. Ягоды вишенки тут не при чем.
Искусствовед Ю. Шамурин в своих «Очерках классической Москвы» писал: «Самое прекрасное в этой церкви колокольня, построенная в духе классицизма. В ней гармонично сочетаются древнерусские формы с классической эстетикой, не уступая ни одной пяди своего художественного замысла. Высокая, квадратная в плане, в виде разнообразно украшенных кверху суживающихся ярусов, она завершается иглой-шпилем. Декорация усложняется с каждым ярусом. В нижнем ярусе гладкие стены, только четыре колонны у западного входа да пышный фриз по верхнему карнизу. Второй ярус рустованный, образующий как бы арки, легко и плавно несущий верх. Над ними самый нарядный ярус, облепленный полуколоннами, несущими узорный архитрав. Выше – вновь гладкие стены по сторонам пролетов, пролеты окаймлены двумя колоннами, их капители продолжены гирляндами на гладких стенах углов, и так и вьется по верху яруса, завершая четырехгранную композицию колокольни, прихотливый резной пояс узора. Еще выше восьмигранный тамбур, законченный высоким шпилем».
Этот храм связан с известнейшим звонарем К. Сараджевым. Он писал в мемуарах: «Мне было 7 лет. Раз весной, в вечернее время, гулял я со своей няней (няня любила меня исключительно сильно, всем сердцем) неподалеку от дома, у Москва-реки, по Пречистенской набережной, и вдруг, совершенно неожиданно, услышал удар в очень большой колокол со стороны Замоскворечья. Было это довольно-таки далеко, но в то же время колокол слышался очень ясно, отчетливо; он овладел мною, связав меня всего с головы до ног, и заставил заплакать. Няня остановилась, растерянная. Она обняла меня, я прижался к ней, мне было трудно: сильное сердцебиение, голова была холодная; несколько секунд я стоял, что-то непонятное, бессвязное пробормотал и упал без сознания. Няня сильно перепугалась и попросила первого попавшегося отнести меня домой. Дома все тоже были перепуганы и поражены, совершенно не понимая, почему это произошло. С тех пор этот колокол я слышал много раз, и каждый раз он меня сильно захватывал, но такого явления, какое было в первый раз, после уже не бывало. Этот колокол слышали и няня, и родные мои, для этого я водил их на набережную Москва-реки. Долго не мог я узнать, откуда доносится этот звук величайшей красоты, – и это было причиною постоянного страдания… Одиннадцати