хитрым. Может быть, стучат не из милиции и не коровины хозяева. Будем встречать, – мужественно произнёс Марксишко и, схватив со стола нож, с размаху вогнал его в пол. – Вдвоём мы – сила.
– Толечка, а не нужно ли мне спрятаться? На всякий случай. Групповухой ведь несёт, – дрожа всем телом, наставлял Савраскин.
– Что год сидеть, что два – безразлично, за корову много не дадут. Я убегать не стану.
– Тебе бежать некуда, ты дома, – заметил Иван. – А я и год сидеть не хочу… поэтому собираюсь прятаться.
– Кры-са! – завопил Звездочёт и гордо поднял голову. – Горе мне, стыдно мне за своего брата, за этого тщедушного человечка. Иди, холоп! – взревел Анатолий, поглядел убийственным взглядом на Савраскина, но безрезультатно, а затем широким жестом, словно царь, указал на шкаф. – Там тебе место в час великих потрясений и испытаний.
– Спасибо, Толенька, я мигом. На сегодня лимит мой на подвиги исчерпан, – трусливо заиграла челюсть Ивана.
Пыхтя во все дыры и обливаясь потом-то ли от усердия, то ли от страха – Савраскин протиснулся в узкую дверь шкафа и затаился…
В воздухе неприятно засмердело…
– Вот я и один! Но каков!.. – бросил реплику Марксишко и пошёл открывать калитку.
Вскоре настороженные уши Савраскина уловили беседу Анатолия с его соседкой Дуняшей. Несмотря на обращение знакомых к ней таким ласковым именем, Дуняше было лет эдак… в общем, революцию она немного не застала; лаконичнее говоря, была в возрасте, когда женщина всё и всегда узнаёт первой из достоверных источников под клятву и истинный крест.
– Толик, что я узнала, что узнала!..
– Говори короче, уходи быстрее, Дуняша, – пробурчал Звездочёт.
– Не перебивай. Такая новость, такая новость!.. Лёня, наш-то сосед, из уборной не выходит, поди уж, целый час сидит.
– Вот невидаль. Может, он животом мается? Ты что, время засекала?
– Да у меня часов нет, – возразила старушка Дуняша. – Но сидит долго.
– Пусть себе сидит. Мне-то что? – удивился Анатолий.
– Так к нему милиция приходила, а он всё равно не выходит.
– Набедокурил, наверное, сквалыга, вот милиция и пришла.
– Не бедокурил он вовсе. Чернецкого Павла, директора общественного туалета, корову знаешь? Пёстренькая такая.
– Ошалела? – возмутились в Марксишко все мужицкие начала и концы. – Лично не знаком, зачем мне корову знать? Она ж не баба.
– Это не важно. Важно, что её украли, – очень даже весело сообщила Дуняша ехидным голоском.
– Кого украли?
– Корову… рогатую, пёструю.
– Пёструю?
– Пестрее не бывает.
– Где?
– На лужке. Павел оставил её пастись, а пришёл через часок – увели.
– А почему он так рано забеспокоился о ней?
– Жена забеспокоилась, а у него дела… какие-то в уборной… Главное, что через час…
– Может быть, сама ушла? – не верилось Марксишко, что так быстро раскрылась