встреча. Мать и отец – вселенная для ребенка. Один молодой мужчина, очень серьезный, до тридцати лет прошедший всякие суровые испытания, и горькие падения, и страшные опасности, осознанно и радостно собирался в монастырь. Я его спросил, давно ли он верует и что его побудило выбрать такой путь к Богу?
– Мне мамаша, – ответил он, – года три мне было, показала крестик и сказала: «Это Господь». Я с тех пор не сомневаюсь. Вот так врезалось в ум, и я и не забывал никогда, даже когда водку пил и людей обижал. А чтобы не мучиться, пил. А потом перестал, решил – буду с Богом.
Как же остро и нежно должны были быть сказаны эти слова, чтобы они, живым зернышком упав в самую теплую глубину сердца, смогли там отлежаться, окрепнуть, возрасти и расправиться, и вдруг оттереть всю муть с души…
Над ребенком склоняется мама, как над человеком зрелым, думающим склоняется небо. Маленький человек еще неба не понимает – что оно такое; еще звезд не видит, не различает их путей и сочетаний. Но в его маленьком небе горят свои солнца: лица родителей и других самых близких людей. И вот мама говорит малышу, что у него и у нее есть еще Кто-то, Кого она тоже очень любит, и не меньше, чем свое дитя, и Кто над всеми людьми. И это же малышу говорит не кто-нибудь, а сама жизнь, то есть мама.
У Андрея Платонова, русского писателя, есть рассказ «Еще мама». Он – о расширяющейся любви и заботе взрослых о детях. Учительница обняла и начала успокаивать мальчика, который испугался черного быка с кровавыми глазами, подступившего к окну школы. Артем, так звали мальчишку, от страха закричал: «Мама!» Учительница схватила его и прижала к своей груди: «Не бойся!.. Сейчас я тебе мама!»
Стадо племенных быков погнали дальше, Артем успокоился и спросил у Аполлинарии Николаевны:
– А еще у меня есть еще мамы?
– Есть, – ответила учительница. – Их много у тебя.
– А зачем много?
– А затем, чтоб тебя бык не забодал. Вся наша Родина – еще мама тебе.
Был у меня такой период в моей священнической жизни, когда я года два подряд, а то и три (честное слово, точно не помню), ходил по пятницам к четырем часам (перед разбором детей по домам) в детский сад. Собирали детишек в зале, группы две или три, от подготовишек и ниже, и я рассказывал им сказки. Да, в основном это были сказки, причем трех родов: во-первых, прочитанные накануне или давно и сейчас пересказываемые с выражением и всякой иллюстративной мимикой и жестикуляцией; во-вторых, придуманные мною дома, за письменным столом; и, наконец, сочиняющиеся прямо на месте. В голове, как правило, несколько образов и назидательная идея, и я начинаю плести из них сюжет.
Но чаще я пересказывал классику и хороших современников. Еще немного рисовал с ними и просто рассказывало природе, о мире взрослых людей. А однажды попытался даже адаптировать Книгу пророка Ионы. Слушали с раскрытыми ротиками; особенно запомнились мне их глазки, когда я описывал волну разбушевавшегося моря высотой «вон с тот пятиэтажный дом за окном», темно-зеленую, пенную, готовую проглотить кораблик и всех пассажиров вместе со спящим пророком Ионой.
Ну