одному Гумбалдун водружал глиняную посудину на голову. На земле валялись глиняные осколки.
– Гум! – окрикнул Михудор. – Какого хрена выдумал?
Ветеран скотобойни, рисуясь и чеканя шаг, отошел на пятнадцать шагов от медьебна с горшком на голове.
– Гумбалдун, ты спятил?! Прекрати! – заорал Михудор.
– Да не ори ты, – сказал Ретрублен, скрестив руки на груди. – А то ещё промахнется.
– А если медьебна пристрелит?
– Плохо ему будет. Но Гумбалдун не промажет, – заверил Ретрублен.
Гумбалдун вскинул пистолет и выстрелил в своей манере, почти не целясь. Сосуд на голове медьебна разлетелся в куски. Кирпично-коричневый присел от испуга. Зрители возликовали. Медьебны верещали и гоготали, вставали на четвереньки и мотали рыжеволосыми бошками. Гумбалдун положил ствол шестизарядника на плечо, расставил ноги и картинно отхлебнул из бурдюка. Медьебны притащили к костру ещё одного сородича. Тот сопротивлялся, но его уговорили стоять смирно. Гумбалдун, не помня медьебнского, командовал жестами. Он пистолетом указал на целый горшок и пришлёпнул себя по макушке. Рыжеволосый, что держал на голове глиняную склянку, крепко зажмурился. Его толстые ноги дрожали.
– Ретруб, он сейчас пристрелит кого-нибудь! – прошипел Михудор.
– Никого он не пристрелит. Хотел бы, пристрелил. Говорю, этот помойный гриб почти никогда не промахивается.
– Как это почти?!
– Ну не могу же я признать, что он никогда не промахивается.
Но Михудор не стал испытывать судьбу. И когда Гумбалдун разнёс очередной горшок, вызвав новую волну медьебнского ликования, Михудор скрутил ему руку и вырвал пистолет, в то время как подоспевший Ретрублен подхватил Гумбалдуна сзади за локти. Под вопли медьебнов они втащили бранящегося мясника войны в палатку. В палатке мясник войны тут же перестал сопротивляться и весело поинтересовался:
– Пить можно, а развлекаться нет?
– Вот было бы развлечение, если бы ты медьебна пристрелил. Твою башку пронесли бы через деревню, – усмехнулся Ретрублен. – Мы бы поразвлекались, а ты – не знаю.
– Чую, ты и выпить успел, – заметил Михудор.
– Я только один глоток выпил, для меткости, – заверил Гум с искренним пьяным лицом. – Ну глотка два-три… Или семь-двенадцать.
Михудор разозлился. Он ткнул пальцем в зелёный морщинистый лоб Гумбалдуна.
– Был уговор не пить в походе?! Был! Что-то ты расслабился, приятель!
– Мы на привале, а не в походе, – с вызовом ответил Гумбалдун.
– Если до тебя не допёрло, то я, шут ты зеленожопый, сейчас серьёзен как никогда. Еще одна пьяная выходка и получишь штраф.
– Что-о-о?! – взвился ветеран скотобойни, уперевшись головой в натянутый брезентовый потолок. – Меня-я?! Оштрафуешь?! За-а что?!
– За-а фляжку! – передразнил Михудор. – А будешь спорить, то за всё выпитое здесь! Ну, будешь?
«Выслушав» молчаливое согласие, Михудор вернул притихшему Гумбалдуну шестизарядник, и тот демонстративно разрядил его.
Из