обращались к Временному Правительству только с «требованиями», что это была единственная принятая форма общения с властью, форма вполне понятная после долгого рабства у людей, опьяненных свободой, форма, которой пользовались и уличный митинг, и Совещание членов Государственной Думы, органы «революционной демократии» и главный Комитет Союза Офицеров, – если все это вспомнить, то будет понятно, почему к условиям Корнилова я отнесся только, как к словесности. А если еще учесть то, исключительно трудное положение на фронте, которое требовало к себе чрезвычайно бережного отношения, требовало не «политики», а военного искусства, то, я думаю, всякий беспристрастный человек поймет, что ничего другого я и не мог сделать с этой телеграммой Корнилова, как только оставить ее у себя на столе!
Совсем другого рода было уже дело о генерале Черемисове. На этот раз передо мной была уже не словесность, а совершенно определенное действие, на которое, по моему мнению, должна была последовать немедленная реакция со стороны верховной власти.
Сам ген. Корнилов так излагает в своих показаниях следственной комиссии этот свой черемисовский «конфликт» с Врем. Правительством.
«19 июля постановлением Врем. Правительства я был назначен на пост Верховного Главнокомандующего. В ответной телеграмме я изложил те условия, при которых я считаю возможным принять этот пост. Вспомните уже как. Одним из них являлось полное невмешательство Врем. Правительства… и в назначение Высокого Командного Состава. В ответ на эту телеграмму я получил телеграмму от Военного Министра, что за мной признается право назначения моих помощников, а на следующий день из агентских телеграмм узнал, что без моего представления и без моего ведома Главнокомандующим юго-западным фронтом назначен ген. Черемисов. Я вынужден был обратиться к Военному Министру с телеграфной просьбой отменить сделанное назначение, предупредив, что я иначе не признаю возможным принять на себя Верховного Командования. 20 июля я послал к Савинкову телеграмму о том, что до получения категорического ответа на мои телеграммы я в Ставку не выеду».
Во-первых, одновременное назначение генералов Корнилова и Черемисова последовало Указами Прав. Сенату от 18 июля, т. е. до посылки Корниловым своих условий, а следовательно, мой ответ на телеграмму ген. Корнилова от 19 июля к тому, что произошло 18 июля, отношения иметь не мог.
Во-вторых, в моей ответной телеграмме никакого согласия на «полное невмешательство» не было, а только говорилось о том, что ген. Корнилов, как Верх. Главнокомандующий имеет право делать назначения, этой должности присвоенные, и никто этого права не оспаривает. Дело в том, что по положению о Верховном Главнокомандующем, выработанном еще в расчете на Вел. Кн. Николая Николаевича, ему, Главковерху, было предоставлено право допускать к исполнению той или другой должности с представлением post factum этих лиц на утверждение Верховной власти. Положение это сохранилось и после революции