трауре, они скорбящие, как в стихах тети Сары. Я вообще люблю черный цвет, люблю, когда отклеиваются обои, когда гудит в трубах, когда на море шторм, люблю медуз и комаров. Остров Груа не оторвался от континента, как другие, а поднялся из глубин океана миллионы лет назад, это нам в школе говорили. Мне после этого часто снится страшный сон, в котором наш остров снова погружается в воду и мы все тонем вместе с ним. Я тогда просыпаюсь вся в слезах, только все равно никому об этом не рассказываю.
У меня полно друзей и в Примтуре, и в Пивизи. Когда-то остров делился на две части, восточная называлась Примтур, западная – Пивизи. Теперь запросто можно жениться или дружить, не разбираясь, кто по какую сторону бывшей границы родился. Мы с мамой во время учебного года живем в городе у бабушки с дедушкой, у них большой дом, который раньше принадлежал арматору – владельцу судов для ловли тунца, а летом переезжаем в Локмарию[20], в нашу маленькую гостиничку «Дом рыбака», которая осталась маме от ее родителей. Номера у нас всегда все заняты, я каждое утро езжу на велосипеде за свежим хлебом, мама занимается хозяйством, стиркой, покупает кофе и джем для гостевых завтраков и говорит: как хорошо, что летом денежки все время капают, все-таки прибавка к зарплате. Отопления у нас там нет, потому ни туристов, ни прибавки зимой тоже нет.
Я уже столько мертвецов видела… Крольчат, раздавленных на дороге какими-то кретинами, которые ехали слишком быстро, птичек, пойманных и растерзанных деревенскими кошками, и еще одного утопленника – на пляже. Я не захотела на тебя смотреть, Лу. Лучше буду вспоминать, как ты испортила торт, хотя старалась сделать все точно по рецепту твоей подруги Мартины. Бабушки моих подруг закармливают их пирогами, или, там, бретонским крем-брюле, или чумпотом… А для тебя кухня была настолько не твоим местом, что ты даже омлеты ухитрялась испортить. Но ты готовила с такой любовью, что я их ела, эти твои никуда не годные омлеты.
Мама с папой рассорились сразу после того, как я родилась. Мама говорит, я тут ни при чем, но она неправду говорит: именно из-за меня так все и получилось, это мне Шарлотта сказала с противной такой улыбочкой. Папа надеялся, что мама поселится с ним в Париже, но она не захотела уехать с Груа, потому что – она так считает – в других местах просто дышать нечем. Не знаю, хотя бы тут правда или нет, потому что не была нигде дальше Лорьяна. Еще Шарлотта сказала, что папа предложил маме от меня избавиться, но и этого она тоже не захотела, а папа не хотел никаких детей, и я у него получилась совершенно случайно. В общем, с тех пор, стоит ему приехать на остров, мама сразу в Локмарию, чтобы только с ним не встретиться. Папа ведет меня обедать где-нибудь в городе, но мы почти не разговариваем, хотя мне столько надо ему сказать, и в конце концов меня все это, несказанное, задушит. Он меня целует, но никогда не обнимает и не прижимает к себе. Я говорю папе, маме и дедушке с бабушкой «ты», но дедушкой и бабушкой их не называю – только Жо и Лу. А Шарлотта их называет Грэнни и Грэмпи[21].
Папа носит темные костюмы с галстуком, все папы на Груа ходят в джинсах, а мой – никогда. Он все время ругает профсоюзы за то, что те требуют лучших