точно понял, о ком я спрашиваю, и незамедлительно ответил своим тихим высоким голосом:
– Гастон Орлеанский, Единственный брат короля.
Ростом тот был почти с Монсеньера, широкоплечий, темноволосый, с красивым лицом, жирной складкой под волевым подбородком напоминающий свою мать-королеву. Взгляд его, сверху вниз, из-за полуопущенных век, не добавлял почтительности взору, даже когда он обращался к кардиналу. Весь мощный вид принца, несмотря на явную юность, делал Гастона Орлеанского похожим на быка, что, впрочем, соответствовало его астрологическому знаку – он был рожден под Тельцом, двадцать пятого апреля, с разницей в один день с самой Марией Медичи.
Как красиво он был одет! Камзол из золотой парчи с разрезными рукавами, сверкающими пуговицами и большим воротником из удивительных кружев – они как будто являли собой единое целое, как будто сложно изузоренное полотно было цельнотканым, без рельефа, который придают кружеву наложенные сверху детали орнамента.
– Какое кружево! – восхитился я. – Никогда не видел столь тонкой работы.
– Это фламандское, – проинформировал меня Шарпантье. – Из Нидерландов.
– Но ведь Нидерланды – это гугенотская земля.
Шарпантье без выражения посмотрел на меня своими русалочьими глазами и тихо, но без промедления ответил:
– Я протестант.
Я онемел. Первый секретарь Монсеньера – протестант?! Положим, король Анри тоже был протестантом. Какая же светлая голова у этого тихого человека, раз даже его религия не помешала кардиналу приблизить его к своей особе! Помявшись, я выдавил из себя то, что счел наиболее приятным для моего собеседника:
– Вы из Нанта?
– Я из Пуату, я учился в Нанте, но родился в Куссе-ле-Буа, это в пяти милях от замка дю Плесси. А почему вы решили, что я из Нанта? – мсье де Шарпантье ко всем обращался на «вы», такой уж он был человек.
– У меня из Нанта был лучший друг, он говорил, что там много… протестантов, – я вовремя проглотил слово «гугенот», – мой чуткий собеседник, тем не менее, уловил несказанное слово, его взгляд потеплел. – И еще вы, мсье де Шарпантье, одеваетесь так…
– Как? – по-настоящему удивился тот.
– Немодно, – пояснил я. – Без лоска!
– Разве скромность не подобает моему положению? – возразил секретарь.
«Да какая уж скромность – первый секретарь первого министра!» – хмыкнул я про себя, но ответил серьезно: – Скромный – это не привлекающий внимания, а брыжи по моде Генриха IV не привлекают внимания, только когда их носят старики.
Он моргнул и потупился, а я продолжил:
– Завтра я пойду искать подарок моей сестре Марии, хотите, вместе пройдемся по лавкам на Новом мосту? – я знал, что очень умным и застенчивым людям нелегко дается общение с торговцами, да и с его познаниями о моде секретарь мог, пожалуй, взамен брыжей прикупить воротник-фрезу времен Генриха III.
– У меня завтра после обеда выходной, –