свое человеколюбие. Находил такие случаи и Коля. Он пишет:
«Мама, помнишь, на вокзале одна мать провожала своего Васеньку, парня громадного роста? Этот Васенька порядочный лопух и чудак, ленив и неуклюж. Ребята над ним смеются, зовут его не иначе как „большой. А я зову его Васей и вообще пытаюсь завести порядок звать друг друга по имени. Так что он всегда ищет у меня поддержки. Когда над ним смеются, я перевожу разговор. Мы едим из котелков попарно, и он ест со мной. В вагоне тоже мы спали вместе – никто не хотел спать с таким „длинноногим“».
В том же письме Колюша пишет:
«У нас во взводе есть сержант – окончил два курса в Омском педагогическом институте по части истории. Я вчера перед сном с ним познакомился. Разговор начался с углического вечевого колокола, сосланного в Тобольск. Никто ему не верил, я один поддержал его.
…Мы лежа болтали о древней цивилизации Египта и Вавилона, о возникновении христианства, о Петре I, о Бисмарке, о том, есть ли прогресс, и о двух „библейских легендах“ – о всемирном потопе и о вавилонской башне…
Сегодня читал ребятам и переводил „Страдания молодого Вертера“. Потом говорили вообще об иностранных языках… Здесь в здании на сцене стоит рояль. Я никак не могу до него добраться. Совершенно нет свободного времени. А поиграть на рояле хочется ужасно… Кажется, всегда вел такую жизнь – спал на полу, ел из котелка, умывался водой из пруда».
В этом письме характерно для Коли его стремление духовно вырваться из окружавшей его среды и стремление приобщить окружающих к более высоким культурным интересам.
В одном из писем из колхоза Коля пишет:
«Наша компания все больше и чаще ссорится. Пятеро травят шестого, все время порываются оставить его без ужина, так как на ужин мы из своих средств варим какао и картошку на костре, а он ничего не хочет давать (мы разгружали баржу, и нам дали картошки). Я, как завхоз, продолжаю делить все поровну, тем самым настраивая ребят против себя. Зато я разрешил им оставить его без табачного пайка, который в мое ведение не входит».
Так старался Колюша водворить мир среди окружающих и проявить снисхождение к недостаткам товарища. Заслуживал ли этого последний, видно из следующего его письма:
«Теперь нас четверо, пятого выгнали из коммуны. Ребята подозревают, что он украл у меня несколько (10–15) оставшихся конфет и пачку махорки у П. Кроме того, он хвастун, эгоист и лентяй. Немного похож на… Мне его ужасно жалко, до чего же он не приспособлен к жизни. Он один пропадет».
Первые месяцы в военной школе
Страданиями навык послушанию.
Вернувшись из колхоза в школу, Коля писал нам:
«Мы уже 3 дня обедаем в столовой училища, уплетаем пшенку за обе щеки. Я всегда делю все. Кроме меня никто не умеет точно разделить на всех сидящих за столом несколько обкромсанных буханок с довесками и ведро супа или каши, или тарелку сахарного песку. Обычно от моей дележки все бывают в восторге от точности,