и перевёлся в заочную аспирантуру, ибо получил должность младшего научного сотрудника и интересную работу в Москве. Немаловажным было то, что через год после поступления в аспирантуру я обзавелся семьёй в Москве, а в 1959 г. у нас уже родился первый сын, и это было существенной причиной для возвращения в Москву. Но были также серьёзные мотивы для того, чтобы сменить работу в области физиологии клетки на занятие цитогенетикой. Эта дисциплина – цитогенетика – стала, в результате, моей основной профессией на всю жизнь, и о том, почему и как это произошло, я пишу в другом очерке этой книги[12].
Павел Павлович Румянцев. Директор Института цитологии в 1983 – 1988 гг.
Когда прошло много лет, я полусерьёзно хвастался тем, что оказался первым зачисленным в Институт цитологии аспирантом, и это обстоятельство с оттенком шуточного-парадного пафоса позднее упоминалось на празднованиях 40-й и 50-й годовщин Института цитологии. Исторически до меня аспирантом был С. В. Левин – спокойный, симпатичный человек, отслуживший во флоте и носивший старые морские «клёши». Он был аспирантом проф. Ю. М. Оленова и перешел вместе с ним в Институт цитологии из ЛГУ на втором году своей аспирантуры. Ему-то, взрослому человеку, было всё равно, кто «первый». Ну, а не столько мне, сколько моим новым молодым друзьям, девушкам Лаборатории физиологии клетки доставляло удовольствие, считать, что «наш-то – первый»! и вообще – «первый парень на деревне». Это выяснилось путем какого-то голосования в женской части института, о чём мне сообщили уже после моего отъезда в Москву (чтобы не зазнавался). Затем первым красавцем института был тайно избран Павел Павлович Румянцев, тогда – старший научный сотрудник, а в более поздние годы – несколько лет директор Института цитологии АН СССР.
Тут я позволю себе отступление. В первые дни или месяцы своей аспирантуры я чуть было не заслужил репутацию «московского зазнайки» (а может быть успел заслужить?), но как-то постепенно «вписался» в ленинградский стиль. Дело в том, что характер «среднего ленинград ца» (петербуржца) всегда отличался от характера «среднего москвича». Так повелось, наверное, с XVIII века. Не исключено, что в XXI веке эта разница исчезнет: миграция, панмиксия, информатизация и другие факторы успешно лишают человеческое общество былого социокультурного разнообразия, а жаль этого или не жаль этого – это дело вкуса. Хотя, конечно, – жаль, ибо всякое разнообразие в популяциях живых организмов – это благо и условие устойчивости видов.
В общем, я подружился с ленинградскими ровесниками и с теми, кто на несколько лет старше меня, в нашей большой Лаборатории физиологии клетки и в союзнической лаборатории, руководимой Б. П. Ушаковым. Участвовал в вечеринках, в лыжных выездах (институт снимал маленькую частную лыжную базу в районе Кавголово), а потом с удовольствием играл с «нашими» в волейбол в арендованном спортзале Академии художеств. Это было прекрасное время!
Этот