как! Выходит, наместник замка Вильфранш – сирота. Что ж, в этом он идентичен с Дариором.
Человеку, вышедшему из XX века, трудно представить, как должен вести себя средневековый рыцарь со своим оруженосцем. Да, Дариор был историком, но это вовсе не значит, что он должен знать всю историю Земли вдоль и поперёк. Насколько он представлял, рыцари средневековья постоянно разбрасывались клятвами и заумными пространными тирадами. Если верить сэру Конан Дойлу, то европейский рыцарь и пяти минут не мог прожить, не сказав: «Клянусь святым Георгием» или просто «Клянусь душой». Это были довольно эластичные выражения, в обиходе порой заменявшие самые разные высказывания – от конкретного обещания до восклицаний вроде «чёрт тебя возьми» или просто «ничего себе».
Вот и сейчас Дариор решил начать с этого.
– Клянусь святым Ивом! – воскликнул он, откопав в памяти вечную клятву Бертрана Дюгесклена3. – Я до сих пор тоскую по матушке. Это был серьёзный удар по моему мужеству, клянусь… э-э-э… эфесом.
В современном мире человека, сказавшего такое, в лучшем случае просто не поняли бы, а в худшем отправили бы в психиатрическую клинику. Ну, или как минимум посмотрели бы на него оторопелым взглядом и сочувственно покачали головой. Здесь, в каком-то там среднем веке, эта фраза, пожалуй, не вызвала бы удивления. Но нет – Лафос воззрился на историка так, будто тот сказал нечто совершенно невразумительное. Дариор мысленно выругался: «Ну, а что ты хотел, чёртов оруженосец? С небес или откуда-то ещё к тебе сваливается человек, и ты думаешь, что он будет вести себя согласно нормам этого времени?» Тут Дариор представил себя буквально падающим с небес и передёрнулся. Всё это похоже на шлейф, на сон, который, к сожалению, никогда не кончится. Или всё-таки кончится? Ах, чёрт, сколько же вопросов!
А главное – найти ответы на них весьма и весьма затруднительно. Да и как его найдёшь, когда даже не знаешь, как заговорить с местными жителями? Дариор принялся вспоминать, не случалось ли чего-нибудь подобного с кем-то из литературных героев. На ум почему-то приходили лишь «Принц и нищий» Марка Твена. Конечно, не самый лучший пример, но воспалённый мозг Дариора не мог отыскать в недрах памяти ещё что-нибудь подобное.
Как вёл себя принц, попав в нищий, незнакомый мир трущобных закоулков Лондона? Хотя нет – вопрос некорректный. Как вёл себя нищий, внезапно оказавшись при дворе, о котором читал только в драных книжках? Никто из придворных не заметил подмены, и все приняли гавроша за юного Эдуарда. Почему? Да потому, что и вообразить-то такую подмену невозможно! Стало быть, здесь Дариору опасаться нечего. Кто ж поверит, что вместо знатного наместника в седле гордого гунтера4 восседает обычный историк из будущего? «Обычный историк из будущего», по правде говоря, звучит не так уж и обычно.
Итак, что сделал нищий, оказавшись в другом мире? Ведь, по сути, жизнь у престола была для него другим