насчет моей просьбы? – сказал Малиновский.
– Ладно, – коротко сказала девушка-оборотень. А после этого вновь превратилась в росомаху. И почти без перехода, тут же, по-старому, по-росомашьи, скандально заорала.
Дмитрий Сергеевич Малиновский поспешно удалился.
И Вася, и Андрей совершенно не скучали в отсутствие Дмитрия Сергеевича. Они весьма и весьма бодро вечеряли в компании друг друга и в компании водки. Совершенно обычное действо, ничего особенного. Вот только говорили они все время только о росомахе-оборотне, и ни о чем и ни о ком другом. Кто она такая, откуда взялась, как ее можно было бы утихомирить, и прочее. Да за все то время, пока они тащили ее по сопкам, они не наговорили о ней и о ее утихомиривании столько, сколько сейчас. И ни Андрею, ни Васе все никак не надоедала эта тема.
Так продолжалось и час, и два.
Наконец разговор стал сползать и на темы смежные. Росомаха была женского пола, так что заговорили о женщинах.
– Знаете, что говорил о женщинах Карл Маркс? – сказал Вася. – Карл Маркс сейчас, конечно, вроде как не котируется, но он, что ни говори, был умный мужик. Так вот, Карл Маркс говорил – если идешь к женщине – не забудь плетку!
– Это не Карл Маркс, это говорил Ницше, философ, – заметил Дмитрий Сергеевич.
– А, да какая разница! – отмахнулся Вася. – И вообще, если подумать хорошенько… – Вася допил очередную порцию водки, – если подумать хорошенько – сколько от баб хлопот…
– Это точно, – подтвердил Дмитрий Сергеевич и налил себе еще водки.
– Вот-вот, – обрадовался Вася. – Все разумные люди со мной соглашаются! И Карл Маркс, и Сергеич, и вообще все. Потому что я прав. Либо на бабу деньги уходят, если у нее один характер, либо с ней жить нельзя, если у нее характер другой, вредный, одно из двух. И при этом на свадьбе полагается играть веселую музыку! Вот зачем это? Все равно как если бы я скреплял союз вон с ней – он кивнул в сторону росомахи – и при этом играл бы марш Мендельсона!
– Да сам марш Мендельсона не такой уж и веселый, – сказал Дмитрий Сергеевич.
– Да неважно, какой там этот марш, – отмахнулся Вася. – Важно то, что, к примеру, я и вон та росомаха – сущности несовместимые. И объединять нас нельзя, и общий язык мы с ней не найдем. Вот как бы я мог к ней подойти, чтобы мы нашли общий язык? А?
– По-моему, Вася, ты тогда как-то неправильно к ней подошел, – произнес Андрей. – Я росомаху имею в виду, естественно. Подход к делу у тебя неверный. Бережно с ней надо было, бережно. Ты хоть погладил ее?
– Я бы посмотрел, как бы ты стал ее гладить, – огрызнулся Вася.
– А почему нет? – сказал Андрей.
Дмитрий Сергеевич молчал и хмуро смотрел и на Андрея, и на Васю.
– Я сейчас пойду и поглажу ее, – снова сказал Андрей и начал подниматься.
– Врешь, – ответил Вася, хотя Андрей почти уже встал.
– Зачем мне врать? – удивился Андрей. – И не думаю. А с тебя – коньяк. Но хороший коньяк, молодой, французский, непохожий на то пойло, что ты сегодня притащил.
– О