и философские вопросы – лень. Поэтому всё чаще целыми вечерами они с Клавой говорили о дефиците колбасы и масла в перестроечной России, о том, что в городе жить интереснее и проще, особенно если сможешь заработать там хорошие деньги.
Иногда в разговоре перемывали кости директору школы, представляя его то хитрым жуком, то болтуном. Рассказывали смешные истории о его скупости и глупых выходках. Потом вдруг начинали говорить о глобальных проблемах современного мира, о стирании границ между народами, о пугающем одиночестве России средь этой всеобъемлющей гущи. Делали вид, что интересуются мировыми проблемами, а на самом деле жили только своими маленькими заботами. В такие минуты Людмиле Николаевне казалось, что блестящее образование для неё, как для сельского жителя, это очень дорогая плата за пожизненное раздражение в будущем, когда большие знания никак не стыкуются с примитивным образом жизни, допотопной техникой и дикими нравами провинции. Человек с большими знаниями здесь оказывается выбитым из колеи. Он ищет себе что-то подходящее, что-то соответствующее его интеллекту и не может найти, и от этого чувствует себя ещё более одиноким.
***
Между тем народ в Журавлях настолько привык к Людмиле Николаевне, что один из представителей этого народа, Боря Мамонт, стал заходить к Людмиле за деньгами, когда ему не хватало на пиво или водку. Мамонт был черен, широк в плечах и тяжеловесен, как дубовый кряж. После тюрьмы он нигде не работал. Если честно признаться, Людмила Николаевна немного побаивалась этого человека и поэтому всякий раз давала ему денег, зная, что тот, скорее всего, не вернет. Однажды она попробовала денег не дать, чтобы избавиться от неприятных визитов этого человека, но Мамонт почему-то не ушел. Он сел в кухне на стул и стал ждать, когда она передумает. Потом с сердитым видом повертел большой головой, нахмурил брови и громко сказал, так, что Людмила Николаевна заметно вздрогнула:
– Может, пузырек какой найдешь… тогда?
– Какой ещё пузырек? – не поняла Людмила.
– Ну, с пустырником или валерьянкой, – уточнил тот. – Валерьянку-то перед сном пьешь, небось, толстушка?
– Нет, – растерянно ответила она и захотела сейчас же посмотреть на себя в зеркало. «Неужели правда уже заметно»?
– Ну, рубль хоть дай тогда. С получки отдам, раз фунфырика никакого у тебя нету.
Она смущенно протянула ему рубль, забыв застегнуть кошелек. Мамонт заметил, что в кошельке ещё остались деньги, и нагло спросил:
– Дак уж дай буди трёшник. Чего скупишься. С получки верну.
Людмила Николаевна покорно отдала еще три рубля и отвернулась.
– Благодарю, толстушка. Век не забуду.
Когда Боря Мамонт ушел, она торопливо заперла за ним дверь, подошла к большому зеркалу на стене, задернула занавески на окнах и разделась до сорочки. Придирчиво стала разглядывать свое отражение в зеркале. Решила, что