источника сил, которые помогли бы мне противостоять мощной власти советского режима.
И тут произошел драматический поворот – Шестидневная война 1967 года. Израиль неожиданно одержал огромную победу, и по самолюбию Советов, снабжавших врагов Израиля оружием и военными советниками и уже начавших было праздновать его уничтожение, был нанесен жестокий удар. Ненависть к Израилю оставалась по-прежнему сильна, но даже среди антисемитов к ней примешивалось теперь невольное уважение – что ни говори, а сила всегда уважалась в коммунистическим раю. До шестьдесят седьмого года, если тебя называли евреем, это было намеренное оскорбление. Но после победы в Шестидневной войне даже еврейские анекдоты изменились, отражая изменение общего настроя: над евреями уже не насмехались за их трусость и жадность, а ругали за то, что они такие самоуверенные и нахальные.
Значительность этого исторического момента почувствовали даже полностью ассимилированные евреи. Независимо от их желания их статус в советском обществе отчасти определялся военной победой государства, находившегося на расстоянии тысяч километров. Еврейская identity, которую мы никак не культивировали, которая была отвергнута и подавлена на протяжении поколений, которая не приносила нам ничего, кроме неприятностей, внезапно возникла вновь и начала влиять на нашу жизнь.
Только тогда я начал узнавать что-то о своем собственном еврействе и понял, как ошибался, полагая, что моя история началась в 1917 году, с возникновением советского государства. Я начал сознавать, что являюсь частью народа, чья уникальная история простирается вспять на три тысячелетия и более, что наш древний Исход из рабства к свободе происходит также и в моем поколении. И как только я открыл для себя эти узы, эту связь с моей историей и с моим народом, они стали для меня величайшим источником силы.
Если прежде я, как и многие люди моего поколения, пытался отгородиться от окружающей действительности, прячась в мире академической науки, теперь я готов был противостоять миру лицемерия и лжи, укрепляемый истиной моей еврейской identity. Эта моя вновь обретенная принадлежность не только не изолировала меня, напротив, позднее, когда я набрался смелости и отбросил жизнь лояльного двоемыслящего гражданина, она послужила мне мостом к тем, кто, как и я, отверг эту жизнь.
Год спустя, в 1968-м, я прочел в самиздате знаменитую статью Андрея Сахарова. В своей статье он резко протестовал против нарушений прав человека в Советском Союзе и разбивал миф о превосходстве советской науки, утверждая, что никакая нация не может добиться прогресса в науке без свободного обмена идеями. Один из виднейших ученых СССР не побоялся рискнуть своим привилегированным положением на самой верхушке советской пирамиды ради того, чтобы сказать правду. Письмо Сахарова оказало сильнейшее влияние на меня и на многих людей моего поколения. Оно показало нам, что наши попытки уклониться от самых основных нравственных проблем, затворяясь в башне из слоновой кости, в конце концов