время, ничего не скажешь, возмущенно думала Грейс.
Она так и заявила. И ни секундочки не жалела об этом.
В общем, Кертис наклонился к Грейс (голова у него была огромная, а лицо красное) и сказал:
– Я слышал, твоя мама уже не с нами.
– Балда ты, Кертис. Мама с нами, вон там сидит. – Грейс указала в сторону взрослых.
Он расхохотался – каким-то неестественным смехом, как у дурака или клоуна. Сначала вонючка тоненько захихикал – такой звук получается, если надуть воздушный шар, а потом оттянуть резиновый хвостик и медленно выпустить воздух. Через некоторое время хихиканье переросло в настоящий ослиный рев.
С людьми в инвалидных колясках полагается вести себя очень вежливо, и Грейс обычно старалась не говорить Кертису, что он вонючка, но в этот раз Шенфельд перегнул палку. Грейс была твердо убеждена, что в жизни случаются такие ситуации, когда вонючку надо назвать вонючкой. И не важно, на чем он там сидит.
– Я не про собрание, – ответил Кертис, – а про программу. Твоя мама сорвалась. Снова подсела. Неужели ты не заметила?
На секунду комната поплыла у Грейс перед глазами; стало слышно, как изо рта сердитого парня разлетаются плохие слова на букву «б», словно пульки из игрушечного ружья или звонкие петарды. Грейс вспомнила, что в последнее время мама и вправду была какой-то сонной, но тут же одернула себя и решила, что Кертис все это выдумал.
Она вскочила, расправила плечи и заявила ему в лицо:
– Кертис Шенфельд, ты такая козявка, каких свет не видывал!
Поток слов на букву «б» резко прекратился. Все, кто находился в комнате, замолчали. «Ой, громковато вышло», – подумала Грейс.
Такое случалось часто. Голос у нее от природы был оглушительный, и говорить тихо получалось с большим трудом.
Мама встала из-за стола и направилась в детский угол. Приятели покосились на Грейс с глубокомысленным выражением на лицах. Будто хотели сказать: «Ну и влетит же тебе!»
Мама взяла Грейс за руку и вывела наружу.
На улице стемнело и похолодало. Почему-то принято считать, что в Лос-Анджелесе всегда жарко, хотя на самом деле холода тут не редкость. Да и район был не очень хороший, в таких местах лучше не высовываться наружу лишний раз. Однако Грейс решила, что бояться нечего, ведь в церкви полно людей и они стоят совсем рядом. А если к ним кто-нибудь подойдет, она завопит изо всех сил и побежит внутрь за помощью. Судя по всему, мама тоже ни о чем таком не беспокоилась: она закурила и села прямо на холодный асфальт, прислонившись к церковной стене.
Потом запустила пальцы в волосы и глубоко-глубоко вздохнула. Грейс заметила у нее на джинсах дырку.
– Ох, Грейс, Грейс… – сказала мама. Девочка ждала взбучки, но голос у мамы был спокойный. Даже слишком. – Неужели ты не можешь посидеть тихонько хотя бы пару минут?
– Я стараюсь не шуметь, честное слово.
Мама снова глубоко вздохнула и затянулась сигаретой; все ее движения были медленными и неторопливыми.
Грейс