только возничие – по одному на две телеги. Видно, конец пути был уже близок и охраны не требовалось. Правда, куда мы направлялись, я пока не знал. В дороге была одна ночёвка, которую я помню плохо, потому что все ещё находился в объятиях кого-то большого и недоброго, который душил и не отпускал меня.
Наутро мне стало легче. Свежий лесной воздух привёл меня в чувство и подействовал как лекарство. Меня накормили овсяным толокном и велели не слезать с телеги, пока не восстановятся силы.
Через несколько вёрст лес закончился, и потянулась степь с берёзовыми колками. День выдался хороший, тёплый. Солнышко светило, птички чирикали, да только на душе у меня было ой как нерадостно! И хотя, после того как меня вытащили из подпола, родное село я не видел, но ясно же, что ничего там не осталось, кроме пепелища. Как не раз и не два уже бывало на Руси. И самое главное, неизвестно, что с отцом!
Путь занял весь день до вечера. Когда солнце начало клониться к закату, вдалеке показались городские стены. Поля вокруг них были тщательно возделаны.
– Это какой город? – спросил я возничего.
Тот глянул на меня озадаченно, хмыкнул и ответил:
– Рязань.
Едва мы проехали городские ворота, к телеге, на которой меня везли, подошёл молодой дружинник:
– Князь требует отрока к себе!
– Что ж, ступай, – сказал мне возничий.
Дружинник вскочил на коня, усадил меня спереди, и мы поскакали к княжьему терему. Вот ведь интересно: два всадника на одном коне, прямо как на той печатке у фрязина! Хотя, впрочем, какой из меня всадник? Я с интересом вертел головой по сторонам: в городе-то впервые! До этого никуда из своего родного села не уезжал. Правда, кое-что повидал, ведь село было большим, и через него проходило много и купцов, и монахов, и просто путешествующих.
Больше всего удивили меня в Рязани терема в два, а то и в три яруса. Срубы все свежие, жёлтые, – видно, что недавно поставлены.
– Эй, – толкнул я локтём в бок дружинника, – Рязань недавно строилась, что ли?
Тот от неожиданности даже ойкнул, а потом щёлкнул меня по макушке:
– Ишь ты, какой шустрый да глазастый! Сиди уж, малец!
Потом, видно, ему самому захотелось поболтать.
– Да два года как ордынцы сожгли. Сейчас вот заново отстраиваемся.
– А-а-а! Ясно.
– Ты ведь с той деревни, которую ордынцы спалили?
Я старался не думать о том, что произошло. Думками горю не поможешь – только душу растревожишь. Надо держаться, а этот дружинник всё разбередил. Слёзы невольно навернулись на глаза, и я не стал ему отвечать.
Дружинник, кажется, понял моё состояние и не стал больше расспрашивать ни о чём.
Через несколько минут мы подъехали к каменному кремлю, в котором находился княжий терем. Ворота охраняли пять воинов в кольчугах и с мечами. Они узнали всадника и молча пропустили. На меня никто и внимания не обратил.
Мы поднялись по каменной лестнице и вошли в просторную палату с окнами, убранными тонкими прозрачными