– массивная палка.
Во-вторых, Моп – красноватое пальто, панталоны небесного цвета, по-гусарски стянутые на коленях, галстук желтый с черными полосами, войлочная шляпа, в руке – массивная палка…
Все стоило обоим тринадцать долларов.
Они на минуту останавливаются на тротуаре и осматривают друг друга, фатовато помахивая палками.
– Одиннадцать часов, – глубокомысленно отметил Трип.
– Следовательно, – подхватил Моп.
– До двенадцати еще тьма времени!
– Так вперед!
– Вперед!
И друзья устремились в ближайший кабачок.
Глава 7
Насущная необходимость иметь кошку о девяти хвостах
Отправимся в отель «Манхэттен», огромное здание в пять этажей, не считая подвала, с фасадом, выходящим на Бродвей.
Надо признать, что Париж напрасно пытается завести у себя что-нибудь подобное колоссальным гостиницам Америки, открытым для всех четырех ветров света.
«Манхэттен» не просто гостиница, это центр целого мира – пуп его, как сказал бы Виктор Гюго.
Там останавливаются конно-железные дороги. В нижнем зале всемирная транспортная контора выдаст вам билеты в Олбани точно так же, как и в Петербург, в Сан-Франциско, Пекин или Париж – по вашему выбору.
Насчитайте пятьсот служителей – и вы только приблизитесь к истине. Все бегают, снуют, толкаются, поднимаются и спускаются по лестницам; одуряющий шум, нескончаемый гул вопросов, ответов, приглашений и объявлений… Вавилон – не то слово для сравнения с «Манхэттеном»!
Административная служба занимает целый этаж и управляется лицом, которое получает жалованье министра.
Хотите получить какие-нибудь сведения? Идите направо! Хотите заказать рекламу? Налево! Желаете комнату? На каком этаже? Скорей! Здесь нельзя медлить! Цены известны. Не пытайтесь торговаться, вас на станут слушать. Здесь все дорого. Рассчитывайте на это.
Чтобы описать этот небольшой мирок, нужен целый том. Учитывая то, что нам придется еще не раз входить в эти двери, в эти ворота, во двор, забитый каретами, багажом, входящими и выходящими людьми, на время оставим описание «Манхэттена».
Около полудня этого дня холл гостиницы был, в полном смысле слова, набит битком.
Стоял такой шум, что ничего нельзя было расслышать, кроме одного слова: «Тиллингест».
Нет, его не награждали обидными эпитетами, его не проклинали и даже не осуждали.
Просто разговаривали. И по мере того, как в умах говоривших возникали погибшие вследствие этой смерти миллионы, все они испытывали ощущение почтительного ужаса, который охватывает путешественника при виде живописных развалин древнего мира.
– И все это сделал Меси?
– Неужели Меси?
И тогда разговор переходил на Арнольда Меси.
И звучали слова, напоминающие знаменитую фразу европейских дворов: «Король умер! Да здравствует король!»
Все восхищались бульдожьей хваткой Меси, все восхищались его финансовым талантом.
В