поскольку спрашивает Прия, которая лучше многих знает, что значит не быть в порядке, знает, что это нормально – не быть в порядке, он обдумывает, что можно сказать ей, а чего нельзя, и решает, что информация все равно попадет в новости, но делиться она ею не станет.
– Одна из выживших в Саду покончила с собой на прошлой неделе. – Эддисон слышит негромкий звук, не ответ, а реакцию, и продолжает: – Удивляться тут, в общем-то, нечему. Не в этом случае. Удивительно, скорее, то, что она не сделала это раньше.
– Семья?
– Она сломалась, когда еще была там. А семья доломала. Но с ней получается уже…
Она заканчивает за него:
– Трое. Три самоубийства менее чем за четыре месяца.
– Психологи предупреждают о еще двух возможных. Скорее да, чем нет, так они это сформулировали.
– А другие?
– Время покажет. – Ему неприятна эта фраза, но еще больше неприятна заключенная в ней правда. – Некоторые… уже никогда не будут прежними, но выдержат, насколько это возможно. Без боя они не сдадутся. Если сгорать, то уж со всем миром.
– Четыре месяца – не такой уж большой срок.
– Меньше четырех.
– Да, меньше, – легко соглашается она – не потому, что поправка важна, а потому, что для него эта тема все еще больная, и она это знает. После всего случившегося Эддисон еще на удивление крепко стоит на ногах. Он агент ФБР, черт возьми, и пусть он должен быть ранимым, видеть эту ранимость другим вовсе не обязательно.
– Ты об этом вообще когда-нибудь думала? – спрашивает вдруг Брэндон.
– Нет. – Ответ быстрый, но не мгновенный. Не защитный, не рефлексивный. – Чави была большой частью моего мира, но не всем им. Да, я была разбита горем, но я была также и зла. Разница ведь есть, да?
– По-твоему, есть?
– Даже если нет, есть кое-что другое. У меня забрали сестру, но свободу я не потеряла. Я осталась тем, кем была, и не назначила день смерти.
Дата истечения срока годности, так назвала это одна из выживших Бабочек. Как у пакета с молоком.
Эддисон чувствует, как оживают в его животе креветки из съеденного ло-мейна.
– Я потеряла сестру. Ваши Бабочки потеряли себя. Разница, по крайней мере, в этом.
– Мы знали, что она намерена это сделать. Предупредили ее родителей, попросили позволить ей принять предлагаемую помощь. Вик просил.
– И Рамирес, – говорит она, нисколько не смущаясь, потому что он просить не может.
С подозреваемыми Эддисону всегда работалось лучше, чем с жертвами. Еще один факт, говорящий о нем больше, чем следовало бы.
– Когда такое случается, знание не помогает, чувства не меняются.
Так ли? Впрочем, вопрос не из тех, что так уж важен. Убийца ее сестры до сих пор на свободе, и даже если б они знали, кто он, Чави это не вернуло бы.
– Так что, я когда-нибудь встречусь с ними? – спрашивает она.
Брэндон моргает и почти отводит телефон от уха, чтобы взглянуть на трубку.
– С кем?
– С теми, кто, прежде