нагромождения, впрочем, и во всей истории человечества именно добро вызывало особые судороги тьмы.
3 декабря 1934 г.
Чем больше мы вдумываемся в газетный эпизод, тем менее объяснимым и[тем] сложнее он представляется. Именно эта сложность эпизода обязывает обратить на него особое внимание и всесторонне расследовать его. Невозможно допустить, чтобы в нем действовала лишь одна шайка криминальных типов. Так же трудно объяснить, если предположить участие какого-либо правительства. Сам по себе этот эпизод настолько ярок, что расследование его, наверно, раскроет и какие-нибудь другие замечательные условия и подробности. Заговор двух негодяев и Старых Домов до известной степени, наверно, имел значение. Так же несомненно участие людей выставки[194], но почему оно началось и к чему ведется, можно будет узнать лишь постепенно при всестороннем расследовании. Трудно предположить, чтобы наши друзья в Нью-Йорке или Париже действовали двусмысленно или не имели бы никакого значения. Между тем делается совершенно очевидным разногласие различных кругов. Запросите Г.И. Черткова, чтобы он, насколько возможно, осветил Вам положение вещей на местах. Он сообщал нам нечто малопонятное со слов мисс М., которая будто бы получала уже весною предупреждение о гостях на черной доске. Это для нас совершенно не понятно, ибо с каких же пор, в таком случае, какая-то черная доска могла вообще появиться. Все, что было сделано Музеем до тех пор, могло вызывать лишь признательность. Потому что даже в общечеловеческих масштабах нужно внимательно производить расследование, которое, наверное, покажет многое замечательное и достойное удивления, а вероятно, и негодования. Что касается Вонсяцкого, то весьма возможно, что он персонально денег и не имеет, и таким образом в обращениях к нему нужно подчеркивать и тот моральный вред, который его организация пытается наносить. Могу себе представить, как будет справедливо негодовать наш Друг, узнав об этих нападениях, в которых совершенно несомненно сыграли внутреннюю роль два типа. Ведь не только их корреспонденция, но и пресловутое письмо Рай[ерсона], без сомнения, было читаемо и по времени получения его лишь усилило нападение. Теперь надо приложить все усилия, чтобы эта необыкновенная тактика адверза разрешилась именно так, как должно. Вчера приходил редактор большой китайской газеты, по-видимому, он относился очень дружелюбно. В Тяньцзинской газете откуда-то мелькнуло сведение, что мы будем жить в Пекине шесть месяцев. Откуда сие?
К вечеру до нас дошли экземпляры «Харбинского Времени» от 28 и 30 ноября. К сожалению, не могу их послать, ибо их нам дали здесь для прочтения. В одной из них рассказываются злостные нелепицы о нашей поездке в Баргу. По обыкновению, преступный автор вообще не считается с фактами. В другом номере рассказывается о докладе некоего легитимиста Лавошникова о розенкрейцерах и обо мне. При этом автор особенно нападает на меня за мой привет обществу имени Оригена и, судя по газете, цитирует не мою книгу «Община»