лабиринте улиц чужого большого города.
Что поразило нас – это обилие австрийских офицеров, даже при оружии. Они совершенно свободно расхаживали по улицам города, часто под руку с дамами. Мы же были как бы на положении гостей. По вечерам на одной из главных улиц при полном освещении блестящих магазинов густая толпа гуляющих сплошной стеной медленно двигалась по тротуарам взад и вперед. Здесь уже все перемешалось – местные жители и пришельцы, офицеры – и русские, и австрийцы. Как их много и тех, и других, и что они здесь делают в таком числе, по крайней мере русские?
– Ваше высокоблагородие, канонир Сидорин обругал площадной бранью своего взводного фейерверкера и отказался выполнить его приказание идти на уборку лошадей, – докладывает фельдфебель.
Явление очень нехорошее, в особенности на походе. Надо раз и навсегда прекратить этого рода явления решительными мерами, конечно, не прибегая к помощи полевого суда. Долго ломаю себе голову над этим вопросом и наконец прихожу к разрешению.
Вся батарея в сборе.
– Вот что, ребята, у нас в батарее произошел прискорбный случай, вы, наверное, уже об этом слышали?
– Так точно, – раздаются голоса.
– Так вот что: я должен предать Сидорина военно-полевому суду, а вы знаете, чем это может кончиться в военное время.
– Так точно, расстрелом.
– Жаль человека. Значит, надо придумать что-либо другое, чтобы больше таких дел в батарее не было, решить у себя, не вынося сора из избы. Что вы на это скажете?
– Выпороть надо, – загудела батарея.
– Ладно, пусть же сама батарея и приводит в исполнение свой приговор.
6-я батарея направляется в Карпаты. Дорога от Львова идет гладкой, безлесной равниной, по которой изредка разбросаны утопающие в зелени небольшие деревушки или помещичьи усадьбы.
Мы идем по свежим следам недавних боев, картины которых ясно рисуются по первому брошенному взгляду по сторонам нашей широкой дороги-шоссе. Вот окопы, нарытые нашей пехотой, частью развороченные удачными попаданиями снарядов противника, идущие с перерывами неправильными ломаными линиями, скорее даже ямками. Позиции нашей полевой артиллерии, на которых до сих пор еще валяются груды пустых медных гильз. Всюду разбросаны предметы нашего пехотного снаряжения: лопатки, вещевые мешки, патронташи пустые и полные и изредка даже винтовки.
Австрийские окопы, повернутые в обратную сторону. Позиции их артиллерии, и опять всюду – разбросанное снаряжение и кучи пустых снарядных гильз.
А вот окопы уже перепутались наши с австрийскими: наша пехота успела продвинуться вперед, гоня перед собой перепуганного противника.
Чем дальше мы отходим от Львова, тем больше и ярче встают перед нами картины этих боев. В окопах начинают попадаться не убранные еще трупы, сначала одиночные, редкие, а затем все чаще и больше: наши, австрийцы в тех позах, в которых застала их смерть, с дико глядящими открытыми глазами, часто с оскаленными как будто