я ответ. Я стараюсь не думать об этом.
С легким ржанием, повернув головы, лошади роют копытами землю, следя с нетерпением за ездовыми3, раздающими сено. Одна сорвалась с коновязи, мечется по лагерю. Люди со всех сторон бегут, ловят ее.
У палаток всюду голубые дымки: чай кипятят, усевшись в кружки у костров, прибывшие по мобилизации солдаты.
«Смирно!..»
Я слушаю рапорт дежурного фейерверкера4, подходит фельдфебель:
– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие, командующий бригадой скоро приедут на разбивку лошадей. Хорошие кони прошли вчера вечером. Нам в телефонные двуколки надо бы подобрать. Вон серый стоит на отдельном колу, вот бы его нам.
– Как судьба…
В ожидании разбивки я обхожу кучки сидящих людей, попавших ко мне в батарею, и останавливаюсь перед невзрачной, маленькой, жалкой фигуркой, заискивающе глядящей мне в глаза.
– Тебя как зовут?
– Логинов, ваше высокоблагородие.
– Что делал до призыва?
– Под лодкой лежал.
– Под лодкой? Где?
– Да здесь же, на Волге. Как здорово есть захочется, пойдешь на пристань, поработаешь, а затем опять под лодку.
– Ну, а зимой же как?
– Зимой, ваше высокоблагородие, на казенную квартеру5. Не даром же им стоять здесь, этим квартерам? Ну, нашему брату и способно: тепло и кормят.
– А семья у тебя есть?
– Никак нет, семьи нету. Да и не годится, значит, ежели законной супруге на таких квартерах стоять.
– А водку пьешь?
– Так точно. Это можно, потому водка нашему брату кровь греет.
– Ну, а в батарее же как? На войне водки не полагается.
– Ничего, ваше высокоблагородие, потерпим.
– Ваше высокоблагородие, командующий бригадой приехал. Вас просят на разбивку лошадей.
Передо мной стоит солидный, плотный фейерверкер с небольшой остроконечной черной бородкой. Где я видел это лицо? Да, вспоминаю: окрашенный в розовую краску, чистенький, как игрушка, пароход общества «Самолет»6. Стол, покрытый белой скатертью и уставленный винами и всевозможными закусками. За столом кутит шумная компания мужчин и нарядных дам. Громкий, непринужденный разговор и смех людей, чувствующих под своими ногами твердую почву. Мы, офицеры, в углу блестящей пароходной столовой ковыряем вилками «стерлядку колечком» и по временам бросаем свои взгляды на шумливых веселых соседей.
– Господа купечество, – шепчет нам убирающий тарелки лакей. – Богатеющие, – тянет он уже нараспев, не будучи в силах дольше сдерживать свой восторг.
Так вот оно что! Вот почему и тут, в батарее, он как-то сразу, по натуре своей, сам поставил себя на привычное место хозяина, и люди безропотно исполняют его приказания.
– Как ваша фамилия? – На ты назвать его как-то неловко.
– Бушмакин, ваше высокоблагородие.
– Чем занимались до призыва?
– Купец-хлеботорговец.
– Я назначаю