в Россию, чтобы нажиться, нахапать чего-нибудь. А нахапать-то нечего. И назад не уйдешь. Вот и зверствуют, сволочи…
Из угла позвали:
– Товарищ капитан! Вас к телефону!
Логунов тяжело поднялся, некоторое время стоял, покачиваясь, затем пошел, держась одной рукой за стену. Слышно было, как он говорит короткими фразами:
– Да, держимся. Подполковник? Здесь подполковник. Есть! Есть! Есть!
Вернулся к Матову, сел, заговорил, но не как всегда, а с большими паузами, точно ему что-то мешало:
– Вас спрашивали… Сам Чуйков… беспокоится. Велено вам вернуться… в штаб… армии. Сейчас к нам… пополнение… подбросят, обед… обещали… принести. Еще поживем. Так и передайте… своему начальству… в Генштабе: Сталинград стоит и стоять будет… до конца.
– Как вы себя чувствуете, капитан? – спросил Матов, заглядывая в глаза Логунову.
– Нормально… Вернее, почти нормально… Идите, подполковник… пока тихо. А то опять… начнется – не выберетесь. – И крикнул в темноту: – Мамедов!
Из серой дымки показался младший сержант Мамедов, остановился в двух шагах.
– Вот что, Мамедов, проводи подполковника до штаба дивизии. Скажи там… Впрочем, ладно, ничего не говори… Приведешь сюда пополнение и… и обед… чего-нибудь горячего… люди давно не ели горячего.
Матов встал, протянул руку, капитан свою, поднялся на ноги, не выпуская руки Матова.
– Ну, как говорится, до встречи в Берлине.
– Договорились, – и Матов, тиснув руку Логунова, повернулся и пошел вслед за Мамедовым.
Глава 6
– Подождите немного, товарищ подполковник, – попросил адъютант командующего Шестьдесят второй армией. – Командующий занят…
В это мгновение дверь «кабинета» командующего с треском распахнулась, и на пороге возникла полусогнутая фигура в офицерской шинели, но без шапки. Офицер пятился, мелко перебирая ногами, прижимая к бедрам руки, а над ним возвышался генерал Чуйков, мелькали его кулаки.
– Я тебя, сволочь, под трибунал отдам! Собственной рукой застрелю! – кричал Чуйков, нанося удары по голове офицера. Увидев Матова, Чуйков остановился, вскрикнул: – Пшел вон, с-скотина! – и скрылся за дверью.
Офицер повернулся разбитым лицом к Матову, покривился и бросился вон из штаба.
Матова эта картина потрясла до такой степени, что он как стоял возле стола дежурного, так и остался стоять, не зная, оставаться или уйти.
Адъютант командующего бросился к двери, открыл ее, заглянул, протиснулся внутрь, будто что-то мешало открыть дверь пошире. Через пару минут вернулся, произнес извиняющимся тоном:
– Командующий просит вас, товарищ подполковник.
Матов вошел, начал докладывать, но Чуйков, стоящий возле стола, махнул рукой, произнес:
– Мне уже доложили. Говорят, стреляли из пулемета?
– Пришлось, товарищ генерал.
– А я вот… – начал Чуйков, разглядывая в кровь сбитые костяшки пальцев, и замолчал.