«невыносимая легкость бытия», легкость бездумная, невозможная, преступная, прекрасная. Я держала его за руку, которую столько раз целовала этой ночью, что успела запомнить мозоли на ладони и пальцах, видимо, от гитары. И мои руки были им зацелованы. И плечи. И живот. И ноги. Он стоял на коленях и целовал мои ступни. И пальцы, каждый по очереди. Как…как это вообще возможно? Неужели это случилось со мной, Махой Дружининой, вечной дурнушкой и одиночкой?
Мы поцеловались у подъезда. В этот волшебный час между ночью и днем все казалось нереальным, призрачным. Мы даже попрощались шепотом, и я еще раз окунулась в его глаза. Оказывается, они меняют цвет, надо же… в полумраке кафе глаза Дэна были серыми, отливали сталью, но сейчас, в этом мягком рассеянном свете они гармонировали с неярким ноябрьским небом, еще не закрытым тяжелыми тучами: вроде бы уже не серые, но еще и не голубые…красивые.
Изольды не было. Наверное, где-то тусуется. Я хотела зайти в ванную, смыть косметику и переодеться, прилегла на минутку на диван в зале, потянула на себя плед…да и заснула, будто провалилась. Последней мыслью было: хорошо, что сегодня среда, в инст не надо, у нас день самоподготовки.
– Маха! Маха, проснись! Мах, ну проснись, а? – Изка трясла меня за плечи все сильнее. – Что с тобой?!
– Что со мной? – я села, убирая с глаз выбившуюся прядь. – Чего орешь? Я в порядке!
– В порядке она, – Изка нервно хихикнула, подсовывая мне пудреницу, – на, полюбуйся на себя!
Я взглянула в маленькое зеркальце. Ну и ничего страшного, глаза размазались чуть, подумаешь. Губы, наверное, тоже. Губы…ох, ну ни фига ж себе! Распухли так, что никакого силикона не надо…ох, ну вот. Я оглядела шею, плечи…ничего. А вот грудь болела. Но как-то так…приятной болью.
Изольда наблюдала за моими манипуляциями. Сама она выглядела просто здорово, даром что утро: безупречно подведенные янтарные глаза, кожаные брюки, белая прозрачная блузка, кружево на белье, роскошная копна волос рассыпалась по плечам в тщательно продуманном художественном беспорядке, серьги из сердолика, повторяющего цвет глаз. Да, Изка проколола уши, уговаривала и меня, но я не решилась. Да и зачем бы мне, если я ношу каре, и ушей все равно не видно?
– Ты где была? – подруга осторожно присела на край дивана.
– В «Донне Розе» на вечеринке.
– Это понятно, – Изка нетерпеливо отмахнулась, – а…с кем?
– Слушай, Из, – я сжала виски руками, голова начала тяжелеть, – у меня такое было…
Я все рассказала ей. Достаточно бессвязно, надо признать. Мне не приходилось раньше разговаривать на такие темы, поэтому было много междометий и неопределенностей, но суть Изка поняла. Это привело ее в состояние крайнего удивления: ну, мол, Маха, ты даешь! Подруга потребовала подробностей, но я и сама толком ничего не могла вспомнить: только отдельные моменты, словно кадры на фотоаппарате, нереально яркие, надо признать. Я долго смотрела на себя в зеркало, пытаясь заметить в лице что-то новое: ну, не знаю, признаки какой-то там зрелости, искушенности. Ничего