Тяжелые бои на Восточном фронте. Воспоминания ветерана элитной немецкой дивизии. 1939—1945. Эрвин Бартман

облака плотного пара. Пули желтыми вспышками отскакивали от бронещитов ведущего паровоза. Потом в него угодил наш снаряд, раздался взрыв, и эшелон остановился. Второй снаряд поразил первый товарный вагон позади паровоза, в щепки разбив его деревянные стенки. С высокой позиции на холме расчет 88-мм зенитного орудия вел беспрепятственный огонь по беззащитной цели. Дверцы двух пассажирских вагонов в конце эшелона распахнулись. Среди людей, с криками выпрыгивающих на землю, были женщины и дети…

      – Черт возьми, да там полным-полно штатских, – проскрежетал зубами пулеметчик, который тут же прекратил огонь.

      – Почему они не перебегут на другую сторону? – прошипел я. Было видно, как снаряды продолжают накрывать толпы штатских, разрывая на клочки ту тонкую грань, которая разделяет честь от варварства. В наши дни о таких инцидентах сообщают как о побочном, или косвенном, ущербе…

      – Наш орудийный расчет не может видеть их с такого расстояния. Это просто кровавая бойня, – сказал пулеметчик.

      Когда огонь прекратился, прибыл на машине командир роты Кроша, и я помог ему осмотреть тела убитых. Позже из найденных при погибших документов выяснилось, что пассажирами тех вагонов были комиссары и высокопоставленные советские чиновники, которые рассчитывали сбежать вместе с семьями.

      Завершив эту мрачную миссию, я вернулся в полевой госпиталь, чтобы опознать тело унтершарфюрера Хана.

      Один из наших танков пробил злополучный забор и случайно наехал на голову бедняги, и теперь она была плоской, как блин. Любопытно, что его все равно было легко узнать. На расплющенном лице еще сохранились какие-то характерные для него черты…

      Прежде чем войти в кабинет командира батальона Фрица Витта, я тщательно расправил гимнастерку. В углу комнаты лежала немецкая овчарка Булли, и ее большие карие глаза следили за каждым моим движением. Четыре младших офицера внимательно слушали Витта, а тот показывал им что-то на карте, разложенной на широком столе.

      – Штурмбаннфюрер! – отчеканил я, щелкнув каблуками и вытянув руку в нацистском приветствии. – Шутце Бартман явился по вашему приказанию.

      Облаченный в безупречный мундир, на котором красовался Рыцарский крест, штурмбаннфюрер Витт оторвался от карты.

      – Ах да, шутце Бартман! Сейчас я кое-что вам покажу, – сказал он, слегка кивнув и приглашая меня следовать за ним.