о рае проповедовать.
Конечно, можно было оставить всё это, вернуть Свете Библию. Но дело даже не в том, что мне катастрофически не хватало общения. Меня звал с собой этот дух начала 90-х, когда весь мир приезжал нас духовно спасать. Мы с родителями никуда не ходили, ни на какие стадионы и «всенародные покаяния», просто я мельком видела несколько религиозных передач, забросившие в меня семена, которые сейчас дали всходы.
«А может быть, – подумала я в понедельник, уже совершенно излечившись, – может быть, Проповедница не виновата, что стала такой мерзкой? Вдруг она очень страдала, вдруг у неё умерли дети? Обезумела от горя и ищет забвения…»
***
–Алла!– и меня всю передёрнуло от ужаса и отвращения: во дворе стоит сияющая Проповедница и машет мне рукой! А ведь я специально пришла пораньше. Мне казалось, что Света чем-то ей обязана и тоже её едва терпит.
–Ой, как неудачно!– сокрушалась Любезная.– У Светы муж дома, а он более, чем нелюбезно, относится к нашим занятиям. Сейчас она его собирает. Давай-ка отойдём подальше, а то меня-то он знает!
Сегодня Проповедница одета прилично, даже красиво: современная шерстяная кофта в чёрных розах на сером серебре, вместо протёртой юбки – добротная, ещё советская синяя шестиклинка, и чёрная бархатистая шапочка с брошкой. Тепло же, бабье лето.
–Смотрите, что я Злате хочу подарить,– и показала ей жёлтенького какаду в малиновой жилетке, которого сшила Вика.
Проповедница восхищённо заохала, заахала.
Я не могу даже стоять рядом с ней, а Любезная подводит меня к столу для домино, что напротив «Оптики».
–Ой, сюда не надо!– ёжусь я.– Здесь меня знают и могут рассказать родителям!
–Ну да, ну да, – преувеличенно грустно вздыхает Проповедница.– А в тот раз, это мама твоя была?
–Да.
–Ты – сказала ей?
–Нет.
–А разве она никогда не спрашивает тебя, что ты читаешь?
–Да она обычно говорит, что я ерунду какую-то читаю.
–Эти родители, они всегда так говорят!– гневно всхлипывает Проповедница и показывает на скамеечку, притаившуюся в гуще желтеющих деревьев: – Ся-дем здесь. В конце концов, мало ли кто что читает.
И мы устроились на неудобной низкой доске, разложили многочисленные книги. Мне за шиворот кофты упали жёлтые листья. Любезная, осклабившись, по-матерински вытряхнула их, а меня передёрнуло от её прикосновения. Но маленький жёлтый листик я заложила между лощёными страницами «Познания»,– на память об этом дне.
Тогда я не обратила внимания, что анонимные авторы «Познания» называют «до нашей эры», «нашей эры» «более точным», чем «до Рождества Христова», и «от Рождества Христова», и что им не нравятся, как «неправильные», названия Ветхий и Новый Заветы. Их-де надо именовать Еврейские и Греческие Писания! Но я ещё думала, что меня учат чему-то хорошему, поэтому спросила:
–Вот у меня назрел вопрос: у нас же – три мировые религии. Что произойдёт с ними?
–Всё будет разрушено! – горячо заклокотала Любезная. – Сейчас по всему миру прошла наша благая весть,