состояние аффекта. Аффект… Это смешно. Я точно помню, что чувствовал ярость, но ярость подобного рода не смогла бы затуманить мой разум.
Хотя я никакого аффекта ранее не испытывал, что я могу об этом знать? Возможно, аффект именно так и приходит…
Мне тошно. Я открываю дверь своего Форд Фокуса, и меня вырывает на мокрый асфальт. Мокрый… Идет дождь, а я только сейчас его замечаю.
Я берег свою Сэнди от правды. Но продолжать все скрывать нет смысла. Мне придется ее расстроить…
Я убил человека… Все-таки нет, не я, убил тот, кто был в моем теле в момент убийства. Я знаю, что это абсурд, но сейчас я уповаю на этот абсурд так, как порою уповают на бога. Я не помню, как воткнул вилку Пауэрсу в глаз. Если я не помню – значит, не я ее втыкал.
Не знаю почему, видимо из-за мышечной памяти, но я захожу в hooklove. Ни одного нового сообщения от Клэр. Только два десятка прежних сообщений с недвусмысленными намеками.
Я набираю Клэр. Она знала, что Пауэрс был дома, и она, скорее всего она виновата в смерти Пауэрса. Звучит абсурдно, но к этому абсурду против своей воли я начинаю привыкать.
Клэр не берет трубку. Я набираю еще раз и после, наверное, двадцати гудков, слышу раздраженное:
– Что случилось?
Высокий, не женственный, с повелительными интонациями – от ее привычной манеры говорить я уже успел отвыкнуть. Бред Клэр выдавил из меня сложившуюся к ней "недолюбовь-недоненависть", заменив ее более прозаичным, но и более странным страхом.
– Олег, что тебе нужно? – спрашивает Клэр, спрашивает так, будто бы я – клиент, который хочет обменять кольцо 585 пробы на что-то менее затратное.
Я ожидал услышать похотливую сучку, а не привычную Мисс Занудство, поэтому что-то мямлю в трубку. Я чувствую, что Клэр сейчас прервет разговор, поэтому спрашиваю:
– Ты знаешь Уайта Пауэрса?
– Кого? – переспрашивает Клэр, и в ее раздраженном голосе я слышу искреннее недоумение.
– Извини, я ошибся, – говорю я.
– У меня отчетность сегодня, ты как всегда, в самое неподх…
Я сбрасываю. Я убеждаюсь, что наши тела порою кто-то посещает. Быть уверенным в этом все равно что быть сумасшедшим, но вот эта сумасшедшая мысль – единственная, что логично объясняет весь бред.
Вновь закуриваю и думаю, с чего же начать свой рассказ Сэнди.
Курю и думаю, думаю с более пронзительной болью, чем ранее, о том, куда завела меня моя душная жизнь.
Пепел
Заперт в собственной оболочке. Все живое – фон.
Материальны только мои мысли. Ощутим только я.
Временами я понимаю, что существую только я. От этого осознания становится не по себе. Становится тошно.
Неужели я никого не смогу почувствовать, кроме себя?
Никакого идеала нет. Но потребность в идеале есть, поэтому приходиться искать идеал в несовершенном.
Моя Сэнди – не идеал. И я не ищу в ней идеал. Я люблю ее такую, какая она есть, и если бы она вдруг стала другой, тоже неидеальной, но другой, думаю,