любви даёт возможность художнику испытать множество оттенков разнообразных чувств. Стихии как бы нарочно созданы для художника, они для него соблазнительны. Игра со стихиями опасна. Человек, не справившийся со стихией – погибает. Так погиб Вертер, не справившийся со стихией любви. Поэт спасается стихом, живописец – картиной, композитор – симфонией, прозаик – романом. Стихи, картина, роман, симфония – громоотвод.
Одинакова ли мера ответственности в трёх мирах: мире природы, мире общественного устройства и мире искусства? В природе, утверждает М. Цветаева, нравственного закона нет. Природа не грешна и не свята, ибо безответственна. Общественное устройство мира имеет кодексы законов, которым должен подчиняться человек. Человек ответственен за то, что делает, у него должна быть «воля к произращению доброго». Значит, ответственность за сделанное творение привнесена в мир искусства из мира общественного устройства? Но одновременно, по М. Цветаевой, мир искусства есть ответвление природы. Значит ли это, что в мире искусства принят двойной стандарт? В старый спор относительно главенства природы над искусством или искусства над природой М. Цветаева вносит свою лепту, обнаруживая в предмете спора одну важную черту – чувствительность искусства к добру или злу, между тем, как природа равнодушна к тому и другому. Что эта проблема стара, мы видим их того, что ещё совсем недавно литературу Ренессанса превозносили за жизнерадостность, народность, реализм и т. п. Но на произведения Ф. Рабле, Д. Боккаччо можно взглянуть не только глазами М. Бахтина, но также глазами А. Лосева или В. Тростникова. Так, А. Лосев говорит о наличии в романе Ф. Рабле множества идей в изображении телесного мира человека, но идеи эти «…скверные, порочные, разрушающие всякую человечность, постыдные, безобразные, а порою просто мерзкие и беспричинно-нахальные. История литературы часто весьма спешит со своим термином „реализм“ и рассматривает эту сторону творчества Ф. Рабле как прогресс мирового реализма. <…> Реализм Ф. Рабле есть эстетический апофеоз всякой гадости и пакости. И если вам угодно считать такой реализм передовым, пожалуйста, считайте» [160, 591]. В. Тростников считает, что в литературе Ренессанса отразилась полемика гуманистов с христианством: «В литературе стали прославлять похоть, обжорство, ловкачества и. т. п., и высмеивать высокие кстремления души, особенно, аскетизм. Главным „антигероем“ стал монах, а её главными манифестами – „Гаргантюа и Пантагрюэль“ Ф. Рабле и „Декамерон“ Д. Боккаччо, книги, которые надо прятать от детей, да и взрослому-то читать неловко». Соблазн сего сатанизма, по выражению А. Лосева весьма велик. В этих книгах показана крайность, полная атрофия совести, бездна, в которую может упасть художник. М. Цветаева уверена, что всё дело в чувстве меры. Ни Д. Боккаччо, ни Ф. Рабле, ни И. Барков чувства меры не знают, и знать не хотят. М. Цветаева знает, что художнику не обойтись