и всюду, когда и где это было в его силах. Он верил, что дороже свободы нет ничего. Так текли годы, один за другим; народ бедствовал; уходили к Донару верные друзья; да и его, Круна, возраст легче, чем по календарю, можно было проследить по шрамам от оружия амореев и покорных их воле вассалов-федератов. Годы текли, силы таяли – а хищные щупальца Империи с прежней настойчивостью тянулись к его земле. Казалось, неисчерпаема бездна, откуда появляются могучие легионы, откуда выползают всё новые и новые «негоцианты» и «миссионеры», откуда изливаются на головы послушных федератов всевозможные «блага цивилизации».
И настал миг, когда что-то надломилось в непокорной душе Круна. Он понял, что не хватит жизни, чтобы обрубить все эти алчущие щупальца, и что рано или поздно, не при нём, так при сыне, Империя поставит на колени его народ, как ставила уже не раз при предках Круна. Тысячи, десятки тысяч галлов будут уведены в рабство, а поскольку галлы гордый народ, их не станут держать прислугой, нет, жители гор и лесов будут долбить камень в Оркусе, чтобы другие, более удачливые рабы могли строить для патрисов и магнатов новые дворцы и виллы. А там, среди гор и лесов Нарбоннской Галлии, больше не будет свободного народа – там появятся колонии Империи, туда приедет императорский экзарх, нахлынут имперские поселенцы, акриты, – та земля больше не будет дорогой сердцу Круна Нарбоннией.
Вот почему он решил прийти первым. Сейчас была передышка: Империя как раз усмиряла очередное восстание федеративных племён на юго-востоке, в Эфиопии. Между прочим, иногда шальная мысль проскальзывала в голове Круна: а как бы неплохо им всем – галлам, иберам, германцам, аравянам, персам, маурам, даже далёким амазонкам и лестригонам – сговориться меж собой и сообща напасть на имперского паука! Но то были пустые надежды: если что и умеют лучше всего подданные Божественного императора, так это стравливать племена друг с другом. Разделяют – и властвуют!
Легко ли галлу сговориться с лестригоном, если он, галл, знает, – разумеется, со слов имперских миссионеров, – что лестригоны едят людей? И как лестригону договориться с галлом, если он точно знает, что галл годится только в пищу? А даже если бы узнали галлы и лестригоны друг о друге правду – как им сговориться о совместных действиях, когда друг до друга тысячи герм? Когда те и другие варвары, а значит, таких мощных средств связи, какие есть у Империи, у них нет? Когда сама имперская земля тянется меж ними неприступной стеной, разделяя их, властвуя над теми и другими, над всеми?
А значит, не было иного выхода, как покориться. Пополнить собою длинный ряд варварских правителей, преклонивших колени перед Божественным Престолом в Темисии. Только так можно спасти то, что ещё осталось. Да, нынче удобное время, думал Крун, нынче можно взять мир за меньшую цену…
Мужество, чтобы принять такое решение, требовалось ему великое – легче было в смертном бою против