разноголосым смехом, вдруг замерла, и все услышали, как в наступившей тишине Хан, наклонившийся к уху полулежавшей в его объятиях подруги протяжно прошептал:
– Кы-ыся…
Тогда это прозвище всех насмешило, но прижилось сразу же, что поначалу смущало и даже немного обижало Мириам, она слегка поскуливала, слыша его в свой адрес:
– Ну, что опять за «кыся»? Я большая уже, мне это имя не подходит!
Говоря это, она протестующе встряхивала волосами, возмущенно хмуря брови и слегка покачивая головой. Однако через несколько месяцев хрупкая и маленькая девушка, напоминающая персонажей из повестей Лидии Чарской, свыклась со своим новым именем и уже даже удивлялась, слыша в свой адрес «Мириам». Теперь ей казалось, что ее настоящее имя взрослее нее самой, и одно его упоминание звучит как призыв к немедленному отказу от красочных забав юности и переходу к удручающему своей серьезностью взрослению, которое приличествует дипломированному специалисту.
Ее мужчину также одарили прозвищем, но чаще называли по имени, при этом и то, и другое вполне соответствовало его внешности, наводящей на мысль о воинственных монголах и жарких сухих степях, окруженных тонущими в дымке на горизонте горами: звали его Тагир, Тагир-Хан. Свое прозвище Хан получил также во время коллективно-беззаботного времяпрепровождения, когда, будучи усталым и слегка раздраженным, он, по словам веселой компании, «разводил патриархальные настроения» и гонял Кысю за чаем и печеньками на другой конец недлинного стола, тихонько щекоча ее. Сопровождающие эту картину суровость взгляда и неспешное поглаживание темной бороды, обрамляющей смуглое широкое лицо, рождали недвусмысленные ассоциации с восточным правителем кочующих племен.
Тагир был невысок и крепок, как обветренный камень на осевшем за долгие века кургане, именно ему среди всех лиц мужского пола в Неспящей принадлежал самый тяжелый и суровый взор, которым он периодически одаривал окружающих, делая это неосознанно, в задумчивости или во время серьезных разговоров, которые, надо сказать, нечасто случались в этом жилище. Хан выглядел очень внушительно, и присутствие рядом полуженщины-полуребенка Мириам только усиливало этот эффект, не приводя, однако, к диссонансу впечатлений от внешне несочетающейся пары.
Мириам и Тагир мечтали о разном, но хотели быть вместе и старались свести свои мечты, тянущие их в разные стороны, воедино, что было несложно, учитывая общность их интересов и пристрастий. Так, c одинаковым усердием они занимались чаем, любовно наполняя свою комнату шуршащими пакетиками, источающими характерный аромат при открытии, и завораживающе прекрасной в ремесленной простоте утварью. И все же, заваривая чай, они делали это совсем по-разному. Казалось, строение их личностей, их душевные устремления отражались в каждой детали чайного действа: в звуке льющейся воды, в легкости и отработанности движения, которым ставят чашу