имя тоже забылось. Зато запомнилось прозвище – Леший. Это было именно прозвище, потому что он отзывался на него на разных языках. Так и звали, кто Шурале, кто Арсури, кто Ворса. Лесной дух. Не сильно злой, но чужой для всех. Никто не знал какой язык для него родной. Он говорил и по-русски, и по-булгарски, и по-буртасски, и по-кипчакски. Приплыл как-то с верховьев вместе с другими искателями лучшей доли, прибился к постоялому двору углежогом.
Ремесло обычное в северных лесах, но никчёмное в степи, где люди собирают кизяк и берегут каждое полено. Только колодезных дел мастеру как раз и был нужен умелец, превращающий дрова в древесный уголь. Причём годилась ему для этого почему-то исключительно ольха, которая в изобилии росла в пойме за рекой.
Зачем ему столько угля и почему именно ольхового никто не знал. На вопрос любопытствующего колодезник как-то мрачно отшутился: «В дань подземным духам», после чего желание интересоваться дальше напрочь отпало. Со страхом поговаривали, что действительно видели как он спускал мешки с углём в колодец. До смеху ли тут? Бывалые люди снова вспоминали рассказы про заброшенные колодцы, в которых живут джинны, про неосторожных бедолаг, которых достали оттуда мёртвыми, про пламя вырывавшееся из глубины.
Ведун подземных тайн и бывший обитатель лесных дебрей быстро нашли общий язык. Даже породнились. Углежог вскоре женился на дочке своего хозяина, потом унаследовал хозяйство. Хотя, может, это и не дочь была, а воспитанница. Никто не помнил, чтобы у колодезника была жена.
Леший так и просидел на этом постоялом дворе до самой смерти. Детей сызмала отдал в обучение в город, и они давно вышли в люди, став уважаемыми торговцами. До дел отца и его хозяйства всегда касались мало.
Бывший углежог давно бросил рубить ольху за рекой, занявшись только обслуживанием постояльцев. Поговаривали, что для простого держателя постоялого двора он слишком богат, но и то сказать, богатство это виднелось больше по разговорам. Уж больно хорошо начали дела его подросшие дети, явно не без отцовых денег – сам он жил скромно. Властям беспокойства не доставлял, если что и случалось – дальше старост Булгарского квартала не уходило.
Сейчас Злат, как ни старался, так и не смог припомнить ни одного случая, когда этот постоялый двор попадал в какую-нибудь нехорошую историю. Хотя подозрения всегда вызывал. Хотя бы тем же уединением. Даже тем, что за столько лет ни единого происшествия. Как-то уж слишком тихо для постоялого двора, где люди разные, да ещё приезжие.
Наиб припомнил, что у него всегда вызывала тайное беспокойство тамошняя кузница. Дело для постоялого двора обычное и нужное: лошадь подковать, колесо поправить. Вот только хорошо это там, где останавливается много проезжающих. Здесь же скорее простая гостиница. Мысль, чем там кормится кузнец и не давала некогда Злату покоя.
Теперь и это было в прошлом. Несколько лет назад, после того, как многоликий Леший