голову.
– Дядя Дик, ну за что они меня так ненавидят? Разве я виновата?
Дядя Дик как-то совсем не по-нунански закряхтел.
– Знаешь, девочка, по большому счету они тоже не виноваты. Люди всегда ненавидят тех, кто не похож на них. В лучшем случае – едва терпят. До тех пор, пока ты не покажешь им свою непохожесть… Такова уж природа людей.
Мария подняла на него сухие глаза:
– Но ведь у тебя-то как бы не такая природа!
– А я, может, и не человек вовсе. – Дядя Дик хитро улыбнулся. – Я, может, тоже порождение Зоны… Знаешь, есть там такая штука, «шалтай-болтай» называется? Так вот, я – живой «шалтай-болтай». Как нажмут на меня, я тут же начинаю болтать. Или шалтать. – Он подмигнул Марии и, круто довольный своей шуткой, вновь взялся за отбивную.
Мария улыбнулась. Все-таки с дядей Диком было чулково. Не то что с некоторыми… Особенно чулково с дядей Диком было в детстве, когда он приходил к ним в гости, приносил ей в презентуху то шоколадку, то какую-нибудь хитроумную игрушку, каких не было у соседских детей, подбрасывал Марию к потолку, аккуратно ловил, слушал ее восторженный визг, а потом разговаривал с папкой обо всяких умных вещах, странно поглядывая на маму очень-очень печальными глазами. Сейчас так чулково, как в детстве, с ним уже не было, но настроение у Марии все-таки поднялось. Что ни говори, а дядя Дик как бы всегда знал, чего он хочет от этой жизни. И раньше знал, и сейчас знает. Вон с каким удовольствием он поглощает свою отбивную, покруче, чем Мария – шоколадное мороженое. А кроме того, даже если он и жалел Марию, то, по-видимому, это была такая жалость, от которой совершенно не ехала крыша и не таяли силы.
– Отец чем занимается?
Дяде Дику можно было не врать.
– Пьет, как лошадь.
– М-м-да-а! – Дядя Дик покачал головой. – Мне вот всегда казалось, что в твоего отца заложили крепкий стержень. Пусть он и загнут не в ту сторону, как у всех остальных, но по крайней мере чтобы сломать, попыхтеть придется. – Он опять покачал головой и сокрушенно вздохнул.
– Мама говорит, его стержнем всегда была Зона, – сказала Мария. – А теперь от этого стержня как бы один пшик остался.
Через три столика сидели два мундира, трескали хотдоги с кетчупом и зеленым горошком, заливали все это привозным баварским пивом, тихо о чем-то базарили. То есть тихо – для всех прочих. Но только не для Марии. Она-то их базар прекрасно слышала. Один оттрубил сегодня последний день, завтра все, собирай шмотки, парень, – и назад, в Швецию, в родной Евле, хватит казенные штаны без дела просиживать… Второй откровенно недоумевал, почему друг так горюет из-за предстоящего отъезда. Я бы, например, шмотки собрал еще десять лет назад, когда направили сюда. Впрочем, скоро и меня ждет твоя дорога, нечего тут больше охранять, зря ооновские зеленые тратить…
– Может, мама и права, – сказал дядя Дик. – Она его куда лучше нас с тобой знает. А в общем-то, думаю, ему бы очень не помешало устроиться на работу.
– Ага, – сказала Мария. – С разгона… Так его и взяли на работу! Разве лишь мисс Барбридж…
Она посмотрела на