далее в том же духе.
– Прячься, – сказал Никита, и открыл верхний ящик письменного стола.
– Чего это я должен прятаться? – ощетинился Генри Аббасович.
– Слушай, я же не могу объяснять всем подряд, кто вы такие.
– Так бы сразу и сказал, – сказал Генри Аббасович и ловко спрыгнул.
В Никитину комнату вломились Колька и Ромка. Именно вломились, по-другому не скажешь. Первым, как всегда, Колька.
– Здорово, Никитос, – сказал Колька и крепко пожал Никите руку.
– Здорово, Колян, – ответил Никита.
– Привет, Никита, – сказал Рома, подумал и добавил, – ну в смысле здорово.
Колька плюхнулся на диван, оглядел комнату, словно был здесь впервые, и спросил:
– Что нового в городе? Какие тут у тебя без нас делишки были?
Никита посмотрел на Кольку. Потом на Ромку. Потом снова на Кольку. Помолчал и сказал:
– Ничего. Ничего интересного. Я ж тут один был.
***
Немножко в сторону.
О том, почему инопланетян зовут Петьками и Екатеринами, Никита задумался много позже, и ещё позже выяснил, что сразу после того, как он им помог с водой, они всей колонией приняли земные имена и отчества и больше никогда своих старых имен не употребляли.
«Чтобы тебе было удобнее».
Очень простое объяснение для столь странного поступка, не правда ли?
***
– Завтра после обеда мы идем на свадьбу, – сказал Генри Аббасович. За прошедшие два года он сильно сдал. Если точнее – за последние полгода. Видимо, нелегко давалась ему эта работа – быть при Никите.
– К кому на этот раз? – спросил Никита.
– Екатерина Львовна выходит замуж за Эммануила Петьковича.
– Эммануила? Это который…
– Да, – сказал Генри Аббасович, – это сын Петьки.
– Генри, – сказал Никита, – ты чего грустный такой? Я вижу, ты что-то все грустнее и грустнее с каждым днем.
– Никита, – сказал Генри Аббасович, – Я грустный оттого, что, как выяснилось, я не очень хороший человек.
– Почему? – удивился Никита.
– Я завидую Петьке, – грустно сказал Генри Аббасович. – Вот судьба, достойная легенды. Мне не такой уж длинный век остался, а я ни разу за тебя не бился. А ведь долг прежде всего, я должен радоваться, что ты не подвергался опасности, а я думаю только о себе.
– Погоди, – сказал Никита ошеломленно, – а сколько вы живете?
– Примерно пять земных лет, – ответил Генри Аббасович. – А сколько тебе лет?
– Мне? – Никита замялся. Как-то неудобно сообщать человеку, что ты уже прожил в два раза больше, чем тот проживет. – Мне одиннадцать.
– А сколько ты ещё проживёшь? – заинтересовался Генри Аббасович.
– Не знаю, – сказал Никита. – Наверное, лет сто.
– О! Тогда все понятно, – сказал Генри Аббасович.
– Что понятно? – спросил Никита.
– Человек, который живет так долго, может позволить себе быть и добрым, и справедливым. У него есть на это время.
Никита удивился. Такой поворот