эмпатию, то есть сопереживание, сострадание. Им отведено особое место, возможно, чрезмерно высокое, но, видимо, по-другому говорить о таинствах нельзя. Отсюда рождается сложная, принципиальная система запретов, чтобы избежать профанации[39].
А вот что писал святитель Лука (Войно-Ясенецкий): «Во всяком деле надо постепенно восходить от простого к высшему. Посему брак да послужит нам в целях обучения любви. Любовь супружеская легка, ибо она поддерживается сильным непрестанным стремлением одной плоти к другой, она укрепляется неразрывной телесной связью. Тела мужчины и женщины взаимно дополняют друг друга, и через это происходит зарождение нового человека в мир. Но не плотская любовь должна быть целью брака. В нем мы должны научиться высшей любви: свою жену нужно любить не за плоть, а за ее чистую душу и доброе сердце. У жены есть то, чего нет у мужа; она духовно дополняет его, и наоборот. Потому в отношениях между супругами с огромной силой должны проявляться те особенности духа, ума и сердца, которые свойственны только мужчине и только женщине»[40].
По сути, мы видим, что Церковь декларирует единство мужчины и женщины, полноту их отношений. А на практике мы ориентируемся на падшее состояние человека, когда женщина вожделеет, а мужчина властвует. Конечно, такое понимание должно корректироваться согласно заповедям Божиим.
Ответ на искаженное представление
На рубеже XIX–XX веков появился удивительный культурный феномен. Маятник качнулся в противоположную сторону: женщина превратилась в повелительницу, а мужчина – в изнывающего от похоти раба. Вершину униженного состояния мужчины описал Захер Мазох[41] в романе «Венера в мехах». В нем прорисован образ женщины-вамп, роковой, холодной, который никоим образом не связан с фертильностью[42]. Вместе с ним появились и новые каноны моды. Раньше женщины подрумянивали щеки, подкрашивали красным губы и ногти, что должно было свидетельствовать о здоровье, высоком уровне гемоглобина, о способности женщины к деторождению. Теперь наоборот – худоба, впалые щеки. Кстати, для этого женщинам приходилось удалять зубы, которые находятся перед зубами мудрости. Особым образом подчеркиваются глаза – их украшают нездоровые «синяки»; в моду входят короткие стрижки; губы становятся фиолетовыми, а потом и синими, и черными, и зелеными; ногти тоже меняют свой цвет на холодный; обнажается талия с целью продемонстрировать живот, не способный стать плодоносящей утробой. Вот как описывал новую героиню-современницу Иван Бунин в стихотворении «Поэтесса»:
Большая муфта, бледная щека,
Прижатая к ней томно и любовно,
Углом колени, узкая рука…
Нервна, притворна и бескровна.
Все принца ждет, которого все нет,
Глядит с мольбою, горестно и смутно:
«Пучков, прочтите новый триолет…»
Скучна, беспола и распутна[43].
Эталоном красоты признается «снежная королева»,