командованием маршала. Теперь он справится со всем, что выпадет на его солдатскую долю! А за «батю» вечно будет держаться, двумя руками! Да хоть всю жизнь у него на часах простоит! Ведь это как получилось? Сам пришел, лично, маршал, маршал! – к обыкновенному часовому, сам же лично и спросил, а не стал звать охрану. Тарасов же сперва наврал? Наврал! А батя всё понял, все осознал и решил по-отечески поучить! Вот он каков! Так и есть – отец! Подумаешь, глотку сдавил! Не убил же…
Недоволен был кавалерийскими опытами Тарасова и Турчинина один лишь Пантелеймонов. Он долго хмурился, потом, наконец, поздно вечером, высказался:
– Вы, Тарасов…и Турчинин, чекисты, а не кавалеристы. Вы в НКВД служите, а не в кавалерии, и поставлены на часы к маршалу Советского Союза, чтобы его охранять от разных вражеских происков… А не чтоб конкур тут делать! Я доложу командованию о таких делах. Кто будет ваши обязанности выполнять, если все вздумают скакать по полям?
Это услышал Рукавишников и засиял белозубой улыбкой. Он вдруг наотмашь хлопнул Пантелеймонова рукой по плечу, задержал ее там и, скалясь, заявил:
– Это ты, Сашка, потому грозишь, что сам только на хромой козе верховонить можешь, да и то, когда ее цыган за рога держит.
– Сам ты коза! – взбеленился Пантелеймонов и сбросил руку Рукавишникова с плеча.
– Я не коза, – очень вдруг серьезно ответил Рукавишников, – Я как раз тот самый цыган, которые твою козу держит.
Пантелеймонов зло сплюнул себе под ноги и ушел. Рукавишников подмигнул Тарасову с Турчининым и беззаботно махнул рукой:
– Смирится! Вот батя его самого посадит на коня, смирится.
– А он ведь наездник, – вспомнил вдруг Турчинин, – Сам видел. Они с маршалом скакали на ростовском конезаводе два года назад. Держится, однако, славно.
– Да это я так…про козу в шутку. Его маршал однажды заставил в летних лагерях под Винницей доить для него козу. Он доил, а я ее за рога держал. Смеху было! Ему потом дома ребята подарили маленькое такое седельцо со стременами. Это, говорят, тебе на тот случай, если придется с маршалом в атаку идти, а коня для тебя не найдется, только та коза… В Первую Конную тебя бы не взяли, а во Вторую Козью за милую душу! Думаете, он рассердился? Хохотал громче других. У него это седельцо дома на видном месте лежит. А доносить Сашка не мастак! У него такие поганые слова из-за зубов не лезут. А вот козу подоить…, это – пожалуйста!
Павел и Иван рассмеялись. Рукавишников поднялся, чтобы уйти к себе и схватился уже было руками за полку – поезд сильно раскачивало.
– А вы и вправду из цыган? – вдруг серьезно спросил Павел.
Рукавишников сверкнул белыми, ровными, как крупный морской жемчуг, зубами.
– А что, похож?
– Похож.
– Значит, так тому и быть. Вот серьгу нацеплю и угоню коня…, а лучше, твою кобылку. Она смирненькая.
Он теперь уже рассмеялся в голос и тут же исчез за дверью купе.
– Он в самом деле цыган, – убедительно закивал Турчинин, – Верхом ездит без седла, да еще босиком. На коня запрыгивает, точно кот