красивого профиля, когда она, растянувшись на животе у очага, рисовала свои картины.
Однажды она нарисовала волка. Но не серебристо-серого, а иссиня-чёрного, с красным огнём в глазах, оскаленной пастью и вздыбленной на загривке шерстью. Волку картина не понравилась – была в ней какая-то тупая, безотчётная ярость, но островитянка осталась довольна своей работой. Повесила рисунок на стену, и в тот вечер пела другую песнь, о пурпурной реке в небесах, о закате, что плавит оконные стёкла. Песнь была полна тихой печали и волку пришлась по душе.
Минула неделя. Буран стихал. Волк выздоравливал. Островитянка варила еду, прибиралась в пещере, выдалбливала из дерева кружки и миски, чистила клинки, рисовала картины, пела песни, но волк никогда не видел, чтобы она молилась. Ни Кроносу, ни другим богам.
Однажды утром островитянка нашла в своих волосах вошь. Пришлось отставить начатое приготовление яда для отравленных стрел и таскать снег, чтобы натопить воды. Она убрала с пола служивший ковром войлок, поставила посреди пещеры деревянную лохань и положила в очаг большой гладкий валун.
Когда вода согрелась, налила её в лохань, подбавила щёлока, отвара лесных трав и раздевшись, плеснула на раскалённый валун. Пещеру заполнил густой горячий пар. Волк лежал у входа – там было не так жарко и, положив морду на передние лапы, смотрел, как обнажённая островитянка расплетает косы. Её тело было красиво – гибкое, как лук, стройное, как стрела. Золотистая кожа в прозрачных капельках пота блестела в свете огня. На спине и круглых упругих ягодицах различимы были тонкие длинные шрамы – следы хозяйской плети. С правой стороны, от плеча, через грудь, высокую и тугую, до крутого бедра шла причудливым узором чёрная татуировка – знак племени, которого больше не было.
Островитянка расплела волосы и теперь внимательно рассматривала каждую прядь на просвет. Она выбрала всех вшей, вытаскала гнид, и оставалось тщательно вымыть волосы и прополоскать особым отваром. Она наклонилась над лоханью, но ощущение тяжёлого пристального взгляда заставило её резко обернуться. Лёжа у входа в пещеру, волк смотрел на неё немигающими жёлтыми глазами, и в этом взгляде было почти человеческое выражение.
– Отвернись! – коротко приказала островитянка, давя в себе невольный языческий страх.
Волк поднялся, пошёл и лёг за очагом, в самом дальнем и тёмном углу пещеры.
А ночью волк ушёл. Когда островитянка проснулась, его не было. Она сползла с кучи сухой душистой травы, служившей ей постелью, и, подойдя к выходу, откинула шкуру и выглянула наружу. На снегу цепочкой уходили вдаль звериные следы, а мороз стоял такой, что птицы замерзали на лету.
– Безумец, – процедила островитянка, – беглец. Дороги нет!
Она опустила шкуру и, вернувшись обратно, принялась разогревать вчерашний суп и петь длинную некрасивую песнь о тролле, которую то удлиняла, то окорачивала по своему усмотрению.
Глава 1
Серый волк
Когда