двух селений Воронежского уезда», а именно – села Ново-Животинного и деревни Моховатки Подгоренской волости Воронежского уезда. Перед нами, таким образом, не повествовательное произведение, а научная работа, построенная на определенной методологии.
В последующих публикациях автор подчеркивал, что эти деревни «не являлись… чем-либо особенно исключительным, выдающимся среди остальных деревень и селений Воронежского уезда и вообще черноземной полосы, не представляли собою чего-либо единичного, обособленного. Картина… являлась как бы характеристикой общего положения сельского населения обширного района России…»[215].
Это утверждение, однако, входит в противоречие с предисловием к первой публикации 1901 года, где он утверждает, что речь все-таки идет о селениях, относящиеся к приходам с наихудшими по губернии показателями детской смертности, что и вызвало первоочередную необходимость в их обследовании.
Противоречие это может объясняться как тем фактом, что Шингарев начал политическую карьеру, так и тем, что с момента первой публикации он получил дополнительные сведения о социально-экономическом положении села. Далее в предисловии к изданию 1907 года он указывает: «Состоявшиеся вскоре по окончании моей работы заседания Воронежского уездного комитета по выяснению нужд сельскохозяйственной промышленности, в которых и на мою долю выпала честь участвовать, вполне подтвердили типичность обследованных мною селений».
Как бы то ни было, в издании 1907 года, которым мы пользуемся, оба предисловия приведены одно за другим, то есть сам автор принципиального противоречия в них, судя по всему, не усматривал.
Опустим пока собранные Шингаревым данные об истории сел, о наличии школ и грамотности населения, это тема отдельного разговора. Обратимся именно к быту крестьян.
«Жилые строения Н.-Животинного и Моховатки, – пишет исследователь, – расположены весьма тесно, избы и дворы непосредственно соединяются друг с другом и с соседними постройками, составляя почти непрерывную цепь строений. Это объясняется крайним малоземельем, что заставляет дорожить каждым аршином земли. Ширина всей [крестьянской] усадьбы лишь редко достигает 10–15 сажен (сажень – 2,13 метра. – Д. Л.) и, наоборот, наиболее часты усадьбы в 6–7 сажен, а есть усадьбы даже 4–5 сажен ширины. Половина этого пространства занята избой, а остальное приходится на плохенький и тесный дворишко. Ни садов, ни рощи не имеется в обоих селениях ни у одного домохозяина, и только изредка у некоторых дворов посажено немного ветелок».
«В избу, – продолжает описание Шингарев, – вход из сеней, прямо против входа помещается русская печь, занимающая значительную часть помещения, кругом стен идут лавки, в правом, а иногда в левом углу от входа стоит один обеденный стол, в углу против отверстия печи небольшой поставец или полки для посуды. От печи к противоположной стене фасада идут под потолком полати, встречающиеся, впрочем, далеко не во всякой избе. Таково несложное внутреннее устройство жилья, почти лишенное всякой