им довелось. Выяснилось, что многие из Киева сюда бежали. И рассказы их были один страшнее другого.
– Их тьма тьмущая, они не перед чем не остановятся, – все время повторяли неведомые ему доселе люди, – они все сметают на пути своем. А тысячные их и ханы хуже зверей лютых. Они всю нашу Русь матушку проглотят и не подавятся даже.
Даниил слушал седого старика. Тот все видел и пережил все на своем веку, казалось, что нечему ему больше дивиться, а вот ведь слез скрыть никак не может.
Но какими-то обреченными все они казались. Словно уже на том свете побывать успели и дивятся тому, что возвернуться назад удалось.
– И что, побить их невозможно? – спрашивал он очень тихо, и боялся услышать то, что сказать они могли.
– Да как побьешь их, какой нашей дружины на то хватит, о княже, даже если всем миром подымимся, их все одно больше будет, и сладу с ними нет никакого.
Даниил знал, что слова неведомого старика он припомнит навсегда и вспоминать их будет, когда его смертный час пробьет. А в тот момент казалось князю, что приговор он услышал. Он знал, что Киев в руинах, что татары не половцы, коих всю жизнь они били, как и пращуры их, и все-таки никак нельзя было поверить в то, что одолеть их нельзя.
Старик все-таки не терял надежды, он всегда знал, что Галицкие князья воинами отважными были. Только больно мало таких воинов. Если было бы их хоть немного больше, тогда и надежда бы не угасала, как догоревшая свеча.
У них есть Александр и Даниил, но что они против всех остальных- смешно подумать даже, и все-таки есть хоть что-то. Прости напасти такой мало одного задора молодецкого, вот и торопятся поганые разбить их по одиночке.
№№№№
А в Свароге в то время и в подземном мире тоже свои события происходили. Собирались духи недалеко от поселка, как и во все времена, да только от веселья былого почти ничего не осталось.
Узнали они, что сам Мефи вместе с князем Галицким к ним пожаловали и решили расспросить их о том, что в остальном мире делается.
Мефи не хотелось с ними общаться, но и уклониться он никак не мог, не к лицу это бесу отважному. И появился он как раз в разгар спора, когда перечисляли без устали Лешие да бесы местные все его грехи, а другие сомневались в том, что все это он один насовершать мог.
Мефи даже замер на месте после всего, что он тут услышал и понять успел. И особенно ярились Киевские Банники, в одночасье без бань своих оставшиеся, и Домовые, и Кикиморы, у них не было больше домов, и черти с бесами, перебравшиеся в гиблые болота. И все они заодно были.
– Пришел на дело рук своих полюбоваться? – наступали на него яростные духи, – смотри, – какой гордый.
– Не понимаю, в чем это я пред всеми вами повинен? – недоумевал он, – вы все лежали в болтах своих и схватились, когда поздно стало.
– Это ты их настраивал друг против друга, – не сдавались они.
– Но когда это я татар