е голубое небо, яркое солнце и щебетание птиц в густой листве настраивали на лирический лад, и я, спустившись, по ступенькам, решил пройтись пешком до проспекта Победы, а там посидеть в кафе и за кружкой пива решить, что делать дальше.
Впервые после пяти лет семейного ада я шел спокойно, не спеша, ни о чем не думая и ни о чем не переживая. Многочисленные рекламные щиты, натыканные на каждом шагу, веселили душу своей примитивностью, а идущие навстречу девушки, бросая на меня взгляды, вселяли надежду.
Выйдя в районе «Большевика» на Брест-Литовский проспект (в памяти почему-то всплыло старое название), я сел под первый попавшийся «грибок» и заказал пива.
Шулявка и Политех были для меня родными: здесь прошли мое детство и юность, на моих глазах этот уголок Киева застраивался и разрастался, рос вширь и ввысь, а по улицам ходили преимущественно добрые и отзывчивые люди…
Я посмотрел через дорогу, и мой взгляд задержался на центральном входе в киностудию имени Довженко, и я вспомнил, как меня и моего двоюродного брата приводили сюда родители сниматься в каком-то фильме. Я пришел в отутюженных брюках, белой рубашке, с пионерским галстуком на шее, а брат надел джинсовый костюм, который ему привезли родственники из Польши. Меня взяли, а его нет. Помощник режиссера дал мне в руки красный флаг и, указав место в бутафорском коридоре, где я должен был стоять, поставил задачу: когда начнется съемка, не спеша наматывать материю на древко. Прозвучала команда «Мотор!», и съемка началась. Из соседнего коридора повалил густой дым, и выскочившая оттуда какая-то полоумная бабка, пробежав мимо меня, во весь голос завизжала: «Пожар! Пожар!» Не ожидая такого поворота событий, я с перепуга выронил знамя и побежал за ней. «Стоп! – заорал режиссер. – Ты куда побежал?…»
На этом моя актерская карьера, не успев начаться, закончилась.
Я усмехнулся, вспомнив эту сцену, и поднял руку, подзывая официантку. Пока она шла к моему столику, неуклюже переставляя толстые ноги и тряся давно немытыми и от этого лоснящимися волосами, я, уже решив взять второй бокал, глядя на нее, передумал и, расплатившись, вышел из-под навеса.
В глаза бросилась вывеска «Сільпо». Да, подумал я, даже не «Сельпо», а именно «Сільпо».
Когда я подходил к остановке, у меня уже созрел план действий на сегодняшний вечер: поехать на Крещатик и посетить местную богему – уличных художников-портретистов, многих из которых я знал. С некоторыми из них наши дороги пересекались довольно часто в те далекие времена, когда на моем безымянном пальце еще не блестело обручальное кольцо и я жил с родителями на Шулявке.
Прямо перед моим носом отъехала маршрутка, идущая в центр города, и я, приняв это как знак свыше, пошел пешком, решив дойти до Воздухофлотского моста, а там на чем-нибудь проехать дальше.
Я давно не был в районе Политеха и сейчас, идя вдоль дороги, с интересом оглядывался по сторонам, мысленно отмечая знакомые места, с которыми было связано много воспоминаний: хороших и не очень.
Пушкинский парк! При входе на пьедестале величественно восседает сам Александр Сергеевич – король поэтов всех времен и народов. Памятник настолько пропорционален и гармоничен, что хочется крикнуть «браво!» и аплодировать авторам, создавшим его.
За спиной поэта виднелась дорожка, убегающая вглубь парка. Во времена моей юности она упиралась в танцзал, куда мы иногда ходили на дискотеки. Я вспомнил, как однажды, придя сюда вечером с товарищем потанцевать и познакомиться с девушками, не очень обремененными моральными принципами, нам не хватило денег на входные билеты. А увидев на входе наряд милиции, мы поняли, что прорваться бесплатно не получится, и уже собирались уходить, как вдруг из дверей появился мой сосед – Витя. Узнав о наших проблемах, он сделал рукой обнадеживавший жест и сказал заплетающимся языком: «Спокойно, ребята, я сейчас выведу самых красивых девушек из этого сарая!» И, развернувшись, пошел обратно.
Но вывел не он, а вывели его. Витя вышел с заломанной за спину рукой в сопровождении усатого сержанта, который довел его до «бобика», стоявшего на углу, и «нежно» туда забросил. Как я потом узнал, Витя, проходя в зал, неудачно дыхнул в лицо старшему по наряду.
Я перешел небольшую улицу Полевую и оказался под сенью деревьев парка Политехнического института. Он совершенно не изменился. Те же дорожки, те же лавочки, гуляющие студенты и молодые мамочки с колясками. Идя по квадратным плитам, я наткнулся на лужу, тянувшуюся метров на десять. Она была в том самом месте, что и пятнадцать лет назад. Плиты так и не выровняли, и в этом месте постоянно скапливалась вода. Я вспомнил милую Асю, которую переносил через эту лужу, и злополучный камень, о который споткнулся… Что было дальше, вспоминать не хотелось.
Слева раздался грозный рев, на который отозвались многочисленные оханья, уханья, мычания и похрюкивания. Это меня приветствовал наш зоопарк. У центрального входа, как и много лет назад, замерев на постаменте, его охраняли изваянные из мрамора лев со своей подругой и огромный зубр, грозно смотрящий на посетителей. В детстве мы часто бегали сюда подразнить обезьян и посмотреть на львов и тигров. Со стороны улицы Зоологической в заборе был лаз, и все наши