чем растопил сердце добряка. Как полагали Федотов и Тоня, единственной его целью является подготовка к скорому венчанию. Тоня повздыхала ночку, всплакнула, заснула под утро с кисточкой в пальцах, поскольку силилась изобразить переливчатую луну в ее собственном сиянии, но поминутно останавливалась и обращала взгляд в сад, да так, на окне, и встретила рассвет. Тело сводило, но она решительно пересекла двор и уперлась плечом в небрежно свешивающуюся обнаженную ногу Палаши.
– Ну, чего уж там, барышня, – по привычке громкоголосо отреагировала Палаша на исповедь хозяйки, с опаской ожидающей ее реакции. – Все там будем, – глубокомысленно заключила она, отворачиваясь от Тони к дворняжке и дразня ту, получая легкие укусы обезумевшей от радости собаки.
Казалось, она вовсе не расстроилась. Тоня была слегка задета и попыталась в красках, как любила на холсте и бумаге, расписать, что они расстанутся и неизвестно когда теперь увидятся. Тоня чувствовала себя едва ли не мученицей, приносящей себя в жертву интересам окружающих, но не испытывала приступов гнева или страха. Ей лишь было жаль.
Жаль себя; этой русоволосой девушки с выгоревшими бровями, которой через некоторое время тоже придется отрываться от всего, что было свято и дорого и идти в небытие; всех русских женщин. Хотя она лишь смутно знала о страданиях, понимала, тем не менее, что абсолютного счастья не бывает, а ждать его бессмысленно. А ведь им должно было быть в десятки раз страшнее… Но Палаша, похоже, ни о чем подобном не задумалась, начав рассказывать барышне о Николе, плясках и купании в ледяной, несмотря на конец мая, реке. Тоня слушала и дивилась. Дивилась тому, что эта девушка, невольница с рождения, умеет быть радостной и беззаботной, ждать чего-то светлого от будущего, не верить в то, что ее жизнь, как и жизнь всего ее народа, окажется слитой воедино беспросветной глыбой отчаяния. Тоня знала это. Не понимала рассудком, но неуловимо чувствовала, оглядывая жилища крепостных, исследуя их образ жизни и устои, обращенные в неверие ни во что хорошее. Они заранее смирились со всем и с тупым безразличием пытались прожить тот призрак жизни, что им уготовила милосердная судьба. Но Палаша была другой. Оттого ли, что летопись ее существования оказалась счастливее, чем у большинства соратников, то ли из-за природной незлобивости, она излучала тепло, и Тоня с ее любовью к созерцанию и выводам растаяла, позволив себе самой искать расположения девушки. И быстро добилась его, поскольку крестьянка рада была возможности прикоснуться, как к чему-то красивому и очень ценному, к сладкому миру барышни, ее нарядам и кавалерам. Она не завидовала. Она лишь восхищалась.
7
Крисницкий, мнящий, что к мнению незнакомых, а оттого непривлекательных людей относится со спокойным безразличием, зависел от этого самого мнения, хоть никто и не смог бы убедить его в этом. Он был избирателен в выборе близких и поэтому поначалу настороженно отнесся к Антонине, ведь само ее существование стало угрозой его оточенному