юного и к тому же представительницы слабого пола. Поэтому, позабыв ненадолго все свои трудности и огорчения, она выслушала своего кузена с самым живым интересом и благожелательным вниманием. Отважился герцог Дураццо и намекнуть на угрожающие юной королеве опасности: как трудно отличить истинную преданность от услужливости подлецов и лицемерного обожания корыстолюбцев и как те, кого мы осыпаем благодеяниями и кому более всех доверяем, часто отвечают черной неблагодарностью. Сцена, которую Иоанне только что довелось пережить, как нельзя лучше подтверждала справедливость его слов. Королева вздохнула и после короткого молчания произнесла:
– Я молю, чтобы Господь, коего я призываю в свидетели чистоты и благости моих намерений, разоблачил изменщиков и дал мне знать, кто мои истинные друзья! Я знаю, что ноша, на меня возложенная, тяжела, и не переоцениваю своих сил. Но умудренность советников, назначенных дедом мне в опекуны, содействие семьи и в особенности ваша бескорыстная и сердечная дружба, мой кузен, надеюсь, помогут мне в исполнении моих обязанностей.
– Я искренне желаю вам преуспеть во всем, прекрасная кузина, и не хочу омрачать такой счастливый день, как сегодня, разговорами о недоверии и подозрениях. Я не хочу чернить радость, царящую всюду по случаю вашей коронации, напрасными упреками в адрес слепой судьбы, которая женщине, обожаемой всеми нами, – я говорю о вас, моя кузина! – женщине, чей единственный взгляд способен осчастливить мужчину, вознеся его выше всех ангелов небесных, дала в супруги чужестранца, недостойного ни пребывать в вашем сердце, ни рядом с вами на троне!
– Вы забываете, Карл, – сказала королева, протягивая руку словно бы для того, чтобы заставить его замолчать, – вы забываете, что Андрей – мой муж и что такова была воля нашего деда, который призвал его править вместе со мной!
– Этому не бывать! – в возмущении вскричал герцог. – Андрей – король Неаполя? Знайте же: город содрогнется, население его восстанет и колокола наших церквей прозвонят к новой Сицилийской вечерне[6] прежде, чем неаполитанцы позволят управлять собой горстке венгерских пьяниц и дикарей, двуличному и уродливому монаху и принцу, которого все ненавидят так же пылко, как любят вас!
– Но в чем его обвиняют? В чем его провинность?
– В чем провинность? В чем его обвиняют? Народ обвиняет его в том, что он бездарный правитель, грубиян и дикарь. Знать возмущена тем, что он попирает ее привилегии и открыто покровительствует особам темного происхождения. А я, сударыня, – продолжал Карл Дураццо, понизив голос, – я обвиняю его в том, что он делает вас несчастной.
Иоанна вздрогнула так, словно чья-то грубая рука коснулась открытой раны. И все же она предпочла спрятать волнение под внешним спокойствием и с полнейшим безразличием ответила:
– Вы несете чушь, Карл. Кто дал вам основания полагать меня несчастной?
– Не пытайтесь оправдать его, кузина, – живо