двадцать три в ратном мастерстве он превзошел славнейших рыцарей своего времени; прямодушный, верный своему слову, отважный, для него замыслить план означало тотчас же приступить к его исполнению. Чело его сияло тем ясным светом, каким высшие силы отмечают лишь немногих избранных: то было сияние удачи; одним взглядом своих черных бархатных глаз он подчинял ду́ши, так что никто не мог ему противиться, а ласковая улыбка его утешала побежденных в их несчастьях. Баловню судьбы, ему достаточно было только захотеть, и какая-то неведомая сила, какая-то добрая фея, баюкавшая его еще в колыбели, тотчас же снимала все препоны и исполняла все его желания.
В паре шагов от Людовика, в четвертой группе, хмурил брови его кузен Карл, герцог Дураццо. Мать его, Агнесса, вдова еще одного брата короля, Иоанна, герцога Дураццо и Албании, взирала на него с опасением и инстинктивно прижимала к груди двух младших сыновей: Людовика, графа Гравины, и Роберта, князя Ахейского. Карл, бледнолицый, с коротко остриженными волосами и густой бородкой, недоверчиво поглядывал то на умирающего дядюшку, то на принцессу Иоанну, то на маленькую Марию, то на своих кузенов. Он явно думал о чем-то своем и был настолько взбудоражен, что с трудом стоял на месте. Его лихорадочное возбуждение и тревога составляли яркий контраст со спокойствием Бертрана дʼАртуа, стоящего тут же с мечтательным выражением на лице. Своего отца Карла он пропустил вперед, приблизившись таким образом к королеве, которая так и осталась стоять в изножье кровати, и оказался прямо напротив Иоанны. Он не сводил с нее восхищенных глаз, как если бы в комнате кроме них двоих никого и не было.
Как только Иоанна, Андрей, князь Тарентский, герцог Дураццо, графы дʼАртуа и королева Санча заняли свои места у постели умирающего, разместившись полукругом в порядке, который мы только что описали, королевский вице-канцлер пробрался через ряды баронов, столпившихся, как того и требовал церемониал, позади особ королевской крови, поклонился королю, развернул пергамент, скрепленный королевской печатью, и торжественным голосом, в полнейшей тишине, начал читать:
«Роберт, Божьей милостью король Иерусалима и Сицилии, граф прованса, Форкалькье и Пьемонта, викарий святой Римской церкви, нарекает и объявляет своей полноправной наследницей в королевстве Сицилия, до маяка и за маяком[3], и в графствах Прованс, Форкалькье и Пьемонт, а также во всех прочих своих землях Иоанну, герцогиню Калабрийскую, старшую дочь приснопамятного сеньора Карла, герцога Калабрийского, да покоится он с миром!
Помимо этого, он нарекает и объявляет ее высочество принцессу Марию, младшую дочь покойного герцога Калабрийского Карла, своей наследницей в графстве Альба и наших владениях в долине Грати и в Джордано, со всеми замками и прилегающими к ним угодьями, и повелевает, чтобы вышеупомянутая девица получила их в полноправное ленное владение от вышеупомянутой герцогини и ее наследников с одним-единственным условием: если сеньора герцогиня назначит