Карета тех еще времен столкнулась с современной. «Мерседес» – в хламину. Повозка восстановлению подлежит.
Из искореженной иномарки выбрался сначала бритый водитель, который бросился извлекать из салона тучного хозяина. Оба в гневе.
– Охренели? Ездить тут на ишаках! Тут, где Я езжу! – крикнул очень важный человек.
И часть слюны из его рта долетела аж до животного.
– Ой, ну и губослеп, – прошепелявил почему-то ослик, характеризуя говорящего. – Не изрыгай слюну, делай культурно, вот так: «Иа»!
Кто бы подумал, что ослиноподобное существо так могло сказать? Не сказка же! Последовавшую ярость пассажира иномарки нам не описать. Скажем только, что с его плохим выговором и ослиным выражением лица лучше бы жить без слюны. Он все забрызгал.
– Кто сказал «губошлеп»?!
Важная фигура, а это был один из вице-губернаторов по фамилии Перекрестин, и помыслить не могла, что это слово сказало животное. Но его внимание отвлекла экстравагантная парочка, подбежавшая вплотную к нему. Молодые люди в снежно-белых одеждах стали наперебой предлагать себя в свидетели. Причем, девушка говорила басовито, а ее приятель повизгивал:
– Мы все видели. Вон тот дядечка, – они указали на Безуглоффа, – управляя гужевым транспортом, не справился с управлением и его осел въехал в вашего «мерина». При этом пассажир повозки упал под колеса пострадавшего автотранспортного средства и был переехан оным всеми четырьмя колесами. А мы, свидетели, слышали, как этот террорист, управлявший вьючным животным, кричал, что всех взорвет на своем пути.
Важный господин, как бы ни был поражен происшествием, все-таки подивился:
– А вы почему, это, так сказать, в таком виде?
И, правда, несовременный вид у этих людей. Посмотришь и скажешь: «Это классика». Амур и Психея. Аполлон и Афродита. Красивые и молодые, в античных одеяниях на фоне Эрмитажа. Ожившие статуи, только говорящие почему-то на языке дорожной полиции.
– Осел не смотрел на знаки, мы подтвердим это, как на духу.
– А мы такие потому, что идем с киносъемок, переодеться не успели.
Родион Михайлович Перекрестин загляделся на девушку и его губы стали еще более пухлыми, до отвращения.
– Вы актриса? – спросил он. – Под гримом я вас не узнаю.
– Я еще так молода, откуда вам меня знать, – крайнее смущение на ее лице. – Всего-то лет семьсот, или около того.
– А вы с юмором, – расплылся в улыбке Перекрестин.
– Ой, а как же пассажир? Ведь он погиб! Вы переехали его! Скандал! – запричитала актриса, сделав из своего лица точь-в-точь античную маску трагедии.
И бритый водитель, и Родион Михайлович напряглись. Это они летели на мерседесе по проспекту, и не заметили повозку. А до этого правительство не позаботилось о законе проезда карет по городу. И кто теперь виноват? Перекрестин, оторвавшись от притяженья глаз актрисы, поспешил посмотреть на перееханного автомашиной. Полиция и Скорая уже были тут.
– А главное – он призывал догнать какого-то человека…