Хотела соврать, что сил нет, а оказалось, что на самом деле не может идти.
– Ну ладно, – Олег невозмутимо вытащил ее за руки из машины и, как мог, неловко поднял и понес к крыльцу.
Дверь дома, серого, старого, неказистого, с голубыми наличниками, он открыл ногой. Внес Зою в темные, пропахшие плесенью и керосином сени, посадил на какой-то сундук, быстро открыл тяжелую деревянную дверь, выкрашенную рыжей масляной краской, и снова поднял на руки. Внес в маленькую, без окон комнатку и опустил на кровать. Ноги ее, неподвижные, уложил поверх голубого покрывала, прикрыл ватным пестрым одеялом.
– Ну ты, это, лежи… Я чайник согрею. Ты голодная?
Она кивнула головой. Что с ней? Почему тело ее не слушается? Но она точно не парализована, в машине-то она двигалась. Значит, не так уж все и страшно.
– Олег, постой…
Он вернулся, посмотрел на нее, обхватив большим и указательным пальцами правой руки свой заросший подбородок.
– Да не спрашивай ты меня ни о чем, не знаю я! – наморщив лицо, сказал он. – Подобрал на обочине, минут сорок тому назад. Больше я ничего про тебя не знаю.
– Может, ты мне врача вызовешь?
– А что с тобой не так? Руки-ноги целы, ты, это, стресс пережила, вот тебя и забуратинило.
– Что-что?
– Ну, ты как буратино стала, не гнешься. Все пройдет.
– Я теперь, типа, в плену? – Она перешла на его язык. – Типа, да?
– Некогда мне с тобой! Вижу, что полы здесь мыть ты еще не скоро сможешь, а это значит, что мне теперь еще придется тебе картошку или яйца жарить, чтобы ты тут окончательно не окочурилась.
– У тебя сердца нет, – попробовала она взывать к его душе.
– Это у вас, у баб, сердца нет.
С этими словами он вышел из комнаты, и Зоя, лежа с закрытыми глазами, пыталась представить себе, чем хозяин этого убогого жилища занимается там, в большой комнате и на кухне.
Судя по звукам, он где-то лил воду, может, в доме нет воды, и он наливал из ведра, предположим, в миску или кастрюлю. Потом по дому поплыл запах жареных яиц. И в какой-то момент стало очень тихо. Зоя начала считать, потом сбилась со счета и на некоторое время уснула.
Открыла глаза – Олег теребил ее за плечо.
– Вот, – он протягивал ей стакан с молоком. – Правда, холодное, из холодильника, соседка дала в долг.
В мозгу сверкнула молния и осветила картинку: белая кухня, на плите кастрюлька с молоком, и звучит детский смех…
– Катя… – прошептали ее губы.
– Что, вспомнила, как тебя зовут? – Он принял из ее рук пустой стакан. Зоя вытерла губы ладонью и снова откинулась на мягкие подушки.
– У меня кольца были, – сказала она и тут же предположила: – Золотые.
– Дура, я не вор, поняла? Еще раз что-нибудь подобное скажешь – выставлю на улицу. Прямо под дождь. А ты и так больная вон какая, схватишь воспаление легких и останешься умирать где-нибудь в луже.
Перспектива безрадостная.
– Ладно, извини.
– Сейчас яйца принесу.
Она