говорила она, собирая свой рюкзачок, набивая его до отказа: майка, полотенце, пуанты, моток пластыря, гель для обезболивания, коробочка со шпильками.
– Это не профессия, – увещевала ее тетка, – а так, одно баловство. Кем ты будешь, чем будешь заниматься? Танцульками? Они же не прокормят тебя, а мы с Германом Ивановичем…
Ей было уже двадцать, до окончания балетной школы оставался ровно год, и упреков со стороны родни становилось все больше и больше. Конечно, больше всех Зое доставалось от тети Иры. Если не попрекала балетной школой, так начинала озвучивать суммы, которые тратились на ее пачки, пуанты, купальники, даже сетки для волос! А ведь все это стоило не так уж и дорого, если учесть те деньги, что семейство получало от аренды маминой квартиры. Когда же Зоя попробовала заявить, что хочет жить самостоятельно, в своей квартире, в семье произошел скандал, тетя Ира быстро поставила ее на место, заявив, что несет ответственность за нее перед покойной сестрой и что, пока Зоя не станет зарабатывать сама, ни о какой самостоятельности не может быть и речи. Герман Иванович во время этих ссор все больше отмалчивался или тихо поддакивал жене.
– Зоенька, дочка, да успокойся ты уже! Занимайся своими танцами, а там видно будет, – говорил он ей, когда они оставались одни дома. – Не обращай внимания на Ирочку, она же тебе только добра желает.
Зоя все чаще стала ночевать у подружек, которые жили кто в общежитии, а кто на съемных квартирах. Она завидовала их самостоятельности, в то время как они завидовали ей, домашней девушке, у которой была крыша над головой, бесплатная еда и карманные деньги.
Девушки не тешили себя иллюзиями, все знали, что после окончания школы в лучшем случае устроятся в кордебалет или будут работать в массовках в театрах. Никто не грезил Большим театром, не обольщалась на этот счет и Зоя. Возможно, не будь она в таких сложных отношениях с родными, то послушалась бы их совета и поступила бы куда-нибудь в «нормальный» вуз или хотя бы в театральный. Но как-то уж так сложилось, что она хотела танцевать и ни о чем, кроме танцев, и думать не могла.
Дома, когда никого не было, она танцевала придуманные ею фантазийные танцы, была сама себе хореографом и меньше всего заботилась о том, как этот ее талант можно будет использовать на профессиональной сцене. Конечно, у нее нет имени и вряд ли когда будет, но что-то подсказывало ей, что она на верном пути.
Однажды ее пригласил на разговор преподаватель классического танца Сергей Пастухов. Он сказал прямо, глядя ей в глаза, что во время одной из репетиций на нее обратил внимание один человек, который пожелал познакомиться с ней поближе. Что это означало, ей не надо было объяснять. Девочкам такие предложения поступали довольно часто. Кто-то эти приглашения игнорировал, но большинство все же соглашались и становились любовницами состоятельных мужчин. Все смотрели на это по-разному, но в их среде не принято было осуждать такие вещи.
– Если ты согласишься, – сказал Пастухов, бледный худой мужчина с пышными русыми волосами