Работал в заготконторе. Принимал шкурки животных в обмен на дефицитные товары. Жил, как у бога за пазухой. Ел сыр, масло, колбасу, заедая их красной икрой. Ходил в импортных туфлях и ботинках, менял, как перчатки, костюмы.
Одежду покупал на оптовых складах. В пятьдесят лет его так разнесло, что со шмотками были большие проблемы. Ему приходилось ставить не один магарыч, чтобы подыскать по его размеру туфли или костюм.
Но его золотые деньки ушли в прошлое, когда нагрянуло ОБХСС. Чмо настолько уверился в себе, что не хотел делиться с ментами. Те и упрятали его за решетку. В лагере Чмо превратился в скелет. Его мучает постоянный голод. Целые сутки его мысли заняты одним: как насытить ненасытный живот.
Зашли в барак. В нос ударили резкие запахи мокрых портянок, дыма, хвои и еще чего-то застоявшегося, не очень приятного, но такого привычного.
Чмо насадил на деревянную ровную ветку несколько тушек птиц, не ощипав их предварительно и не по потрошив. Открыл топку. Сунул туда. Из печки повалил дым.
– Чмо ненасытное. Закрой дверку, – недовольно поворачивается к нему Молдаван. – Мало получил? Еще хочешь?
«Жди, закрою», – думает Чмо, но прикрывает дверку, оставив маленькую щель. Помнит, что сегодня он уже получил от Миши, что они чуть не подрались из-за Трубы.
Мы с Чубом отходим к нарам. Разговор заводит Чуб, как всегда, об МТС. Как они дружно с ребятами жили, как их ждали в хозяйствах.
Выложив все про МТС, Чуб переводит разговор на другую, самую близкую ему сейчас тему: о своем освобождении и приезде жены.
Через несколько месяцев у Ивана истекает срок, который ему определил суд для отбывания наказания. Но даже отбыв положенный срок, он не сможет возвратиться домой. Его не пускают дальше Урала. У него это не укладывается в голове: что это за порядки такие.
– Я добросовестно отмантулил свой срок. И теперь хочу на Родину, в Миргород, где родился и вырос, где имел любимую работу, дом, жену и детей. У меня все было. Теперь у меня все это хотят отнять. По какому праву, – удивляется он. – Только потому, что надо поднимать Сибирь?!
– Брось паниковать, в Сибири можно тоже жить. Не только в вашей Украине, – пытается успокоить его Окуджава.
– Я ненавижу эти дикие края, куда меня хотят насильно загнать. Если тебе или кому-то другому нравится Сибирь, живи, я ничего не имею против. Но у меня другая раскладка. Там, в Украине, у меня жилье, семья и работа. Зачем мне Сибирь?!
– Не поднимай напрасно перья. За тебя уже все давно решили, – объясняет Окуджава. – О Миргороде и всей Украине ты только можешь помечтать.
– Не знаю, кому дано право исковеркать мне всю жизнь? Хотел бы я посмотреть этому человеку в глаза, – не успокаивается Чуб.
– Не паникуй, – пытается переубедить его Окуджава. – Приедет к тебе твоя Иришка. Найдете работу, обзаведетесь знакомыми. Вас отсюда не выгонишь. В Сибири полно украинцев. Иногда мне кажется, что их больше, чем русских.
Я вспоминаю разговоры своих родителей и знакомых, что испокон веков украинцев насильно отправляли осваивать