зверски избили, а затем решили расстрелять. И он, стоя у стенки железнодорожного депо, кричал своим палачам вперемешку: «Шма Исраэль!» и «Вставай проклятьем заклеймённый…». Однако в последний момент петлюровцы решили заменить юному комиссару расстрел на публичную виселицу. Но ночью ему удалось сбежать из их тюрьмы.
Одиссей не мог не подпасть под обаяние парня. При общении с ним вы быстро переставали замечать его отсутствующие зубы, толстые бесформенные губы, сломанный нос, неправильные черты лица. Он умел нравится, и через пять минут знакомства начинал казаться воплощением мужского шарма.
Комиссар привёл генерала и Лукова в модное литературное кафе. Он присел как-то боком на самый краешек стула, при этом поморщившись. Вильмонт выразительно подмигнул Лукову, мол, а я, что вам говорил – всё-таки разодрали хвастуну жопу петлюровские нагайки.
А комиссар, ничего не замечая, продолжал с важным видом рисоваться перед ними, хвалясь знакомством с известными поэтами. Лаптев очень хотел, чтобы его воспринимали не только как чекиста:
– Я сейчас перевожу Советскую конституцию на древнееврейский язык – похвастался он.
Но тут раздался насмешливый голос:
– Для кого стараетесь? Всё равно вас никто не сможет прочитать, это же мёртвый язык.
Лаптев метнул злой взгляд в сторону сказавшего это. Щёки его побелели.
– Язык, на котором говорил первый революционер и террорист Иисус Христос, не может быть мёртв! – крикнул он, ища глазами того, кто посмел его критиковать. – Я уже перевёл на него «Капитал» Маркса!
Это заявление сорвало всеобщие аплодисменты. Было видно, что Лаптев любит беседовать на литературные темы. И его здесь уважают или бояться.
Быстро пьянея, Лаптев становился агрессивен и неуправляем. Возбуждённый, наглый, глаза немного навыкате, он стал приглашать Вильмонта и Лукова поехать поглядеть, как в подвалах Лубянки расстреливают «контру». Одиссей, который сам недавно был в роли такого «контрика», почувствовал глубочайшее отвращение к человеку, который поначалу вызвал у него живейший интерес и даже восхищение.
Вместе с Лениным и его соратниками к власти пришло много сомнительных личностей. Похоже данный тип был одним из самых неприятных из них: чванливый хвастун, вознесённый «из грязи в князи». Худший тип большевика.
Впрочем, при объективном рассмотрении в характере комиссара обнаруживались и некоторые достоинства. По всей видимости он был храбр, неглуп, во всяком случае начитан, удачлив и обладал несомненным даром влиять на людей.
Впрочем, в данный момент все достоинства комиссара затмили его отвратительные недостатки. В подвыпившего Лаптева словно бес вселился:
– Жизнь людей в моих руках, – разглагольствовал он. – Захочу, подпишу бумажку на любого, кто мне не понравится, – и через пару часов нет человечка. Пшик! Одно воспоминание останется!
Тут Лаптев указал пальцем в сторону отворившейся двери, в глазах его появился нездоровый блеск.
– Вон, смотрите,