шкаф. Не очень-то много у него было этих рубашек. Штук семь, не больше. Когда он их успевал стирать – загадка. Хотя, как я сейчас понимаю – скорее, подвиг.
Гость о чем-то задумался и, тряхнув головой, продолжил.
– Так вот. Как я уже говорил, это случилось позавчера. Кто-то пошел на речку, кто-то остался дома, а Прохор отправился в лес. В лес – потому что там прохладно и никого нет. Я сидел дома и пытался работать. Хочу, знаете, попробовать себя в качестве автора. – Гость смущенно улыбнулся. – Пишу пособие по физике для поступающих в вузы. Ну, неважно. Время уже шло к полудню, и тут… И тут я вижу, как на рукопись падет капля, затем другая… Я автоматически поднимаю глаза к потолку и тут же понимаю, что течет с меня. Что с меня ручьями течет холодный пот. И еще, что мои колени вдруг превратились в кисель. И физически чувствую, как под моим весом кости входят в этот кисель. И что от этого чувства меня сейчас вырвет…
– Клянусь, я был уверен, что умираю. И только через несколько секунд понял, что причина не во мне. Что причина – снаружи, и ее едва слышно. Что она очень еще далеко, на самой границе восприятия, но она приближается. Это был тот самый жуткий высокий звук, который живое существо издает перед самой смертью, только растянутый на минуты.
– Когда слышишь такое, моментально возникает два равно непреодолимых желания: убежать и помочь. Поэтому я встал и, стараясь не обращать внимание на хлюпание в коленях, добрался сначала до дверей, а потом до калитки, на которой и повис, истекая потом и борясь с тошнотой.
– Звук приближался. И больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и зажать уши. Но человек так устроен, что еще больше ему хочется видеть, и я смотрел… Все смотрели. Вся деревня видела, как оно появилось в конце дороги. Больше всего это напоминало человека, но явно им не было. Белоснежные волосы, клочьями срывающиеся с черепа, такие же белые глаза без зрачков и рот, распахнутый в крике так, что, казалось, наизнанку вывернулся весь череп. Верхняя половина туловища – в слюнях, соплях, крови и блевотине, нижняя – в в грязи, моче и дерьме. Я много прожил я могу сказать точно: ничего хуже я в своей жизни не видел.
– А самое страшное – крича смертным криком, оно не умирало, а все бежало и бежало вперед. У меня просто отнялись ноги. У остальных, думаю тоже. Я на них не смотрел. И даже не представляю, чем бы все это кончилось, если бы не Василий. Василий – это наш тракторист. В тот день он копал для кого-то канаву вдоль дороги: зарабатывал на опохмел. Наверное, ему пришлось хуже всех. Во всяком случае, когда существо пробегало мимо Васи, тот, недолго думая, взял и огрел его лопатой по голове.
– И все. В секунду звук стих, и человек – теперь все сразу вдруг разглядели, что это все-таки человек – упал. Его глаза закрылись, черты лица разгладились и прояснились, и я сам чуть не поседел, когда понял, что это Прохор. А наутро деревня опустела. Уехали все кому было куда уехать, и даже несколько тех кому ехать некуда.
– А я остался. Решил, что не гоже мне на старости лет переквалифицироваться