Савельевна…– из трюма выбрался перемазаный механик в вдвешной тельняшке.
– Сдох наш, япошка. Как есть сдох.
– Коленька, ты же можешь…
– Не, Савельевна. – механик уселся на палубе, вытащил пачку бело-коричневого Памира.
– Вот если бы наш Краснопартизанский машиностроительный… А здесь нет. Сгорела хренотень и сдох Мицубиси. Сгорела хренотень а КАПМАШ тока пропердится. Восток и Запад и вместе им не сойтись – неожиданно Киплингом закончил свое выступление механик. Окутался клубами сизого пахучего дыма. Сидел неподвижно пока катер не подошел совсем вплотную. Сейнер качнулся с одного борта на другой, но его капитан устоял на месте. На катере открылось окошечко. Оттуда сначала появился сильный локоть, а затем победное лицо с грустными запорожскими усами.
– Здорово, ребята. Че, не клюет?
– Здравствуй, Аркадий Петрович – нестройно отозвались рыбаки.
– Капитан у вас какой-то невеселый. Че, капитан, обломилось? Обломилось…
– Чего ты лыбишься, Парамонов? – Савельевна перешла в наступление.
– Прыгаешь на своем драндулете. Вот и прыгай.
– Это ты, Катя, зря…
– Прыгай, прыгай....Водитель помидоронесущей маршрутки.
– Привет, пап…
– Семка, я где тебе сказала быть?
– Сынок…– запорожские усы пошли в разные стороны. Аркадий Петрович снял пиночетовку и вытер лоб.
– Гляди, что у меня есть…
Капитан вытащил яркий сверток и бросил его сыну. Это была модель боевого корабля.
– Ух, ты. Клево.
– Что сказать надо, Семка – вмешалась мама.
– Спасибо, папа.
– Скажи-скажи ему сынок… Просто зла на тебя не хватает, Парамонов. Если бы мы эту рыбу продали уже бы в следующем году в новый дом въехали. А теперь…
– Ты меня, Катя, на слезу не бери…
– Да ну тебя....– отмахнулась Катя – Когда дома будешь?
– Недельки через две… Вы теперь куда?
– К Лебяжьей Балке…Ваших там нет?
– Катя!
–Дурак ты, Парамонов.
– Сема.
– А?
– Не сломай боевое судно… И это мамку нашу это…Понял? Касатонов! – крикнул капитан. Молодой матрос с пачкой цветных листовок, перекрещенных бечевкой, подбежал к борту и бросил ее на палубу сейнера.
– Что это? – спросила Катя.
– Наглядная агитация.
– Все голоснем. – отозвался механик. – Москва для Шершавкина это то что надо. Это такой человек. Даже тюрьма от него бегает.
Механик с кривой улыбкой смотрел на листовку в своей руке. Там был изображен довольно молодой человек с припухлыми детскими щеками и взрослыми пожилыми глазами. На Шершавкине был двубортный пиджак цвета консервированных оливок и узкий атласный змеиный галстук. От плеча Шершавкина шла вверх рука с бело-розовым кулачком зефирной консистенции. Тем не менее надпись под портретом была брутальна и щетиниста.
– Вор знай свое место!
– Дорогой ты наш – окурок Памира с тихой невозмутимой медлительностью жег лицо Шершавкина. –