от мешка с картошкой. – Привычка. Я же обедал, в столовой. Рабочих нормально кормят, и дешевле. Съебаться бы куда-нибудь. – Он встал, подошел к окну и посмотрел на клумбу, всю заросшую лопухами. Продолжал, не оглядываясь: – Очень хочется. – Ты не знаешь, может есть где-нибудь место пожить? Я б тихо сидел. Закрылся бы, никуда не выходил.
Он повернулся. Бэлка поднялась с корточек, распрямилась. В руках у нее была кастрюля с картошкой. Она нахмурилась. – Нет, не знаю. Хотя… – вскинув брови, она подняла глаза к потолку и постояла так. Пожала плечами, снова пожала плечами. – Ну, живи у меня! – Глядя на него, она снова пожала плечами. – А что? Ключ я тебе дам. Матка на даче все равно пропадает неделями, отпуск у нее сейчас. – Наконец она достигла цели: растрогала его почти до слез. – Да нет. Это не выйдет, – сказал он. – Слишком близко. Не хочется глаза мозолить… хорошему человеку.
Бэлка вопросительно на него смотрела. Он потрогал переносицу: – – Не знаю, приходит ли ему в голову, что жизнь его тоже обманула. Как Орфей, идущий из ада в сопровождении Эвридики и ни разу не оглянувшийся, продолжает идти, хотя и подозревает, что никакой Эвридики давно нет за ним. Но точно это сказать можно, только оглянувшись. Ну так вот, он не будет. Даже если ему этот вопрос в голову приходил. Слишком долго уже шел; за той дверью все давно уже протухло и истлело; а воли в нем достаточно. …Только это… как-то так получается, что, не меняясь по сути, воля к жизни с какого-то момента оказывается волей к смерти… Да. Слышал бы он, что я про него говорю, он бы мне еще один хук справа прописал.
Бэлка застыла как парковая статуя со сломанной головой и кастрюлей в руках. Наконец она сочла возможным ее выпрямить и, медленно, серьезно и важно, покивала:
– Я почему-то так и подумала.
– …Да?.. Это круто. О чем?.. Слушай, ты с ней что-нибудь делать собираешься? Дай, я тебе помогу, где нож? – Они стали чистить вместе, сидя вокруг мусорного ведра, у Бэлки был маленький нож, у него большой, картошки уходила сразу половина. – А как же ты работаешь? – спросила Бэлка. – Что? А, ты в этом смысле. Да нет, ничего. Они же меня не знают. Ничего не говорят. Думают, видно что: говно; пока я среди них бегаю туда-сюда, ничего, естественно, не умею. Ну, матерят, – если не успею дорогу уступить… Я эту хуйню уже знаю. Люди ко всему привыкают. Через полгода они меня полюбят, потому что на бывшем голом месте у них вырастет в ихнем садоводстве для меня по деревцу, и они к этому деревцу… Оглядываясь, встречать его на месте. Люди-то действительно хорошие. Потому что это приятно. И я к ним привыкну. Я так и собирался. Приехать сюда, заселиться и первым делом найти ближайший пивной ларек. И начать ходить в него каждое утро. На целый день… завести себе друзей… и врагов… чтобы жизнь вся протекала у источника. Деньги, конечно, нужны; ну, работа… ненапряжная, сутки через двое. Пиво не водка, много не надо. Можно, конечно, и водку, в хорошей компании, – иногда; опять-таки, понемногу… Что хорошо в такой жизни? Знаешь? Баб не надо. Совсем.
Бэлка неровно дернула правым, потом левым плечом, хмыкнула. – …Да. Так что скажешь? Я насчет квартиры.
Застигнутая