означает ваша «жива»? Почему вы так спрашиваете? Вы что обидели её, оскорбили, ударили? – Лицо Галины Павловны стало заливаться краской.
– Да что вы? Просто когда мы с ней встретились, она очень переживала по случаю смерти своего близкого друга, а затем сорвалась с места и убежала. Лампочка так рыдала в тот вечер, что я подумал, как бы она не…
– Подождите! Не надо так много ненужных славословий! Какой «близкий друг»? Какая ещё «смерть»? У нас никто, слава Богу, не умер… ещё… пока.
– Ну, я не знаю. Может она вам не всё рассказывала о своих влюблённостях…
– Ах, вот оно в чём дело!.. Вы её приревновали и решили, что это не ваш ребёнок! Все вы, мужики, одинаковые! Все – кобели! Но, у вас этот номер не пройдёт. Ребёнок ваш! Мне Ева всё рассказала…
– Какая Ева? Что вы несёте? Какой ребёнок?..
– Ева – это Евлампия. Я так зову свою любимую дочь, а отец кличет её лампочкой, тоже ещё тот кобель. Бросил меня с маленьким ребёнком…
– Лампочка говорила, что ей восемнадцать исполнилось, когда он вас оставил.
– А вы считаете, что в восемнадцать лет человека, тем более девочку, можно называть человеком? Вы, молодой человек, сами ещё и не человек, хотя и квартира у вас, и машина, видимо, имеется, а всё равно, ведёте себя, словно дитятко малое: сделать ребёнка – это вы мастер, а кто его воспитает? Бабка, ни сегодня-завтра, в гроб сходящая? Девочка, не прожившая и четверти века? Кто?
– Стоп! Давайте разбираться…
И они стали разбираться. До двух часов ночи Есин и Фастовская-Дворкина проясняли ситуацию, цитируя рассказы Лампочки-Евы о смертях и детях. Они в какой-то степени даже подружились, выпив по чуть-чуть коньячку и в итоге, Галина Павловна осталась ночевать у Егора Александровича.
Нет-нет, друзья! Может быть, Галина Павловна была бы и не против, если бы Есин предложил ей прилечь рядом, может быть, «нам не дано предугадать», и давайте не будем фантазировать, уподобляясь Фастовской-младшей, но для Егора, всё-таки, существовал возрастной барьер в сорок пять лет. Поэтому, видимо, оценив её на несколько больший срок выдержки, Есин и постелил ей в гостиной, а сам отправился в свою одинокую спальню.
3.
– Ну, Лампадка, «ты, как я погляжу, придумывать мастак»! – Есин стоял вместе с Галиной Павловной на пороге квартиры Фастовских и внимательно сканируя, смотрел на открывшую им дверь, заспанную Евлампию Ильиничну.
– Девочка моя, Евочка, зачем же ты поставила меня в такое дурацкое положение. Ты, после всего, что произошло, должна быть благодарна Егору за то, что он не выкинул твою несчастную мать в безлюдную ночь, оставив меня у себя.
– Мама, ты о чём говоришь?! О. Боже! Да как ты посмел, – она бросила гневный взгляд в сторону Егора, – как ты мог, Егор?!
– Лампа! Ты соображаешь, что ты мелешь?! У тебя совсем крышу снесло? Из-за твоих сексуальных извращений меня чуть было не сделали отцом заочно, а ты всё продолжаешь и никак не уймёшься…
– Не сметь, так разговаривать с моей